Крадучись, я прохожу дальше.
Под классическую музыку по залу плывут гигантские картины. Еще мгновение назад передо мной была пустота, а теперь возвышается стол, за которым восседают Иисус и апостолы. На соседних экранах мерцают лица всех участников трапезы.
Решаю присоединиться к ним и сажусь на мягкий пуфик. Но вскоре встревоженные лица апостолов пропадают, а на их месте возникает Мадонна с младенцем. Затем ее заменяет другая картина, где она уже в другом образе. Мадонны кончаются, и в ход идут современницы Леонардо. Вокруг меня начинают кружить девушки пятнадцатого века.
Внезапно все экраны гаснут, а когда загораются, с них уже улыбается Мона Лиза. Музыка грохочет. Множество одинаковых лиц парят в темноте. Рядом проплывает гигантская улыбка. На меня отовсюду взирают десятки глаз. Но все они пусты. В них нет жизни. Одни лишь пиксели.
Среди грохота я слышу шепот. Кажется, что он доносится со всех сторон, однако слов разобрать не получается. Я вскакиваю и осматриваюсь. Везде Мона Лиза.
Голову обхватывает боль. Бросаюсь к выходу.
Вдруг музыка смолкает. На экране передо мной возникает архангел, благословляющий Марию. Проношусь мимо него и выбегаю на улицу. Тут же меня вырвало.
Сил хватает дойти до первой стены. Я облокачиваюсь на нее и закрываю глаза.
Что это было? Неужели показалось? Может, звук глючил? А рвота?
Боль уходит. Лишь виски продолжают ныть.
– Вы будто из психушки сбежали, – рядом раздается голос.
Я открываю глаза. Передо мной стоит парень. У него пухлые губы, крупный нос и ежик волос на голове. На вид ему лет двадцать. На нем поношенная черная куртка, такие же поношенные джинсы и здоровенные башмаки.
– А ты откуда знаешь? Сам оттуда, что ли? – пытаюсь парировать я.
– Бывает, хожу туда.
– А зачем?
– Наблюдаться.
А ведь я Таню тоже несколько раз возил на прием к психиатру.
– А что у тебя?
– Сейчас агрессивное поведение.
– В смысле сейчас? А до этого что было?
– До этого была шизофрения.
– А потом куда делась?
Парень разводит руками.
– Пойдем, я угощу тебя кофе, – зову я бывшего шизофреника.
Он кивает, и я отлипаю от стены.
Заходим в ближайшую кафешку, и я заказываю нам капучино.
И зачем я потащил его с собой? Неужели боюсь вновь услышать шепот?
– Тебя как зовут-то? – интересуюсь я.
– Лёха, – отвечает парень.
Я представляюсь в ответ, и мы пожимаем друг другу руки.
– Значит, тебе удалось вылечиться? – интересуюсь я.
– А черт его знает, – Лёха пожимает плечами.
– Как так? Ну симптомы прошли?
– Я их и до этого не замечал.
– В смысле не замечал? Должны же были тебя по каким-то признакам причислить к шизофреникам.
– Да я военкомат проходил и там попал к психиатру. Мы с ним поговорили, и он что-то написал в моей книжке. Сказал идти в психбольницу. Сам я так и не смог понять, что он там накарябал. Только в психушке мне помогли прочитать эту запись. Оказывается, там говорилось, что я шизофреник. Меня поставили на учет. Пришлось постоянно таскаться на приемы. Но мне это быстро надоело. Да и от работы отвлекало. Поэтому я стал пропускать. Когда пришел в очередной раз, врачиха начала докапываться, где я пропадаю. Я не выдержал и послал ее. Вот она мне и вписала агрессивное поведение. А шизофрению вычеркнула.
Лёха отпивает из чашки, причмокивая губами.
– С таким диагнозом в армию меня не взяли, – продолжает он. – Впрочем, теперь и на работу не берут. Я же на железнодорожника учился. А сейчас мне по специальности не устроиться. Облом.
