– Действительно, нынешние художники отдают предпочтение концепции, – возражает франт. – Форма определяется содержанием, а содержание диктуется современным миром. Авторы кропотливо анализируют окружающую их действительность, а через свои работы они сообщают нам о сделанных выводах. И если вы не понимаете эти работы – вы просто не понимаете мир.
– Художники так увлеклись анализом, что само по себе произведение их уже мало интересует. Им больше интересна концепция работы, ее описание, а не она сама. Тогда почему бы им просто не написать книгу?
Франт раскрывает рот, но я и не думаю останавливаться.
– К тому же художники уже давно не пытаются понять мир. Для них наша действительность непознаваема. С помощью творчества они создают ложную реальность с собственными законами и правилами. Вспомните, что говорил Пикассо: «Искусство – не есть истина, это ложь». А Кандинский утверждал, что художником руководит стремление к чистой абстракции как к единственной возможности обрести покой в неразберихе реальной жизни. Авторы вынуждены прибегать к обману, чтобы скрыть собственное бессилие. Они пытаются подменить настоящее ложным. Поэтому их работы столь абсурдны. Ведь они порождены столкновением разумного человека и неразумного мира. И вы защищаете эту ложь. Но вас можно понять. Ведь если изображать реальность правдиво, то натолкнешься либо на стены, либо на баррикады.
Кажется, я перегнул палку.
– Вы выходите за рамки, молодой человек. Прошу вас покинуть выставку.
– Кто вы такой, чтобы просить меня об этом?
– Организатор мероприятия и владелец этого помещения.
Не может быть. Максимов?
– Я настаиваю, – слова Дмитрия Александровича обретают твердость.
– Приятного вечера, – говорю я, киваю спутнице и устремляюсь к выходу.
А я еще боялся, что у Максимова не удастся взять интервью.
Весна, обнадежив своим внезапным появлением, скрылась, и город сковал холод.
Стоит прямо сейчас гордо уйти, но вместо этого я шныряю по улице, ожидая, что и сейчас девушка последует за мной. Но она так и не выходит, и я возвращаюсь домой.
Не уходи!
Я моргаю.
В глазах слезы.
Кончиками пальцев провожу по ресницам.
Действительно, слезы. Но почему? Ерунда какая-то. И кого я просил остаться?
Приподнимаюсь.
Снова ночевал на диване? Ах да, точно. Таня явно не хотела проводить со мной вечер и легла еще до моего прихода. Я побоялся ее разбудить и улегся в гостиной. Точнее, воспользовался этим предлогом, чтобы не идти к ней в кровать.
Вновь валюсь на подушку.
Кого же я звал? Мысли скользят по размытым образам и едва уловимым ощущениям. Ответ так и не приходит: воспоминания скрылись за темным занавесом сна. Осталось только чувство умиротворения. А еще трепет от соприкосновения с чем-то важным. Там, за порогом пробуждения, меня ждали. Там я был нужен. Как же хочется вернуться. Господи, как же хочется вернуться! Я словно держал за руку близкого мне человека, но его вдруг вырвали, оставив меня одного.
Я вытягиваю руку и сжимаю пальцы, но они скользят по пустоте.
Утерев слезы, я сажусь.
На кухне бряцает посуда. Значит, Таня уже встала.
Иду в ванную. На самом деле я хотел помочь Тане накрыть на стол, но в последний момент испугался и скрылся за первой попавшейся дверью.
Пока чищу зубы, набираюсь решимости начать разговор.
Ну, я готов.
Сплевываю и полощу рот.
Захожу на кухню. Таня в шортах и футболке пьет чай. Она по-прежнему не смотрит на меня.
