– Не понимаю, – равнодушно повторила эскортесс.
– Я вижу это, – кивнул Брайан. – Сейчас попытаюсь частично объяснить. Хотя то, в чём ты не можешь понять и мелочи – сложнейшая наука. Так любит говорить кардинал Иеджессо. Я говорю тебе всё это, потому что ещё есть надежда…
– Иеджессо?
– Эскорты, насколько я знаю, на три четверти человеческого рода. А люди, до пришествия на Клервинд первых крылатых с Аконита, жили крайне скудное количество лет. То есть, каким бы грехом они не калечили свои души, люди умирали раньше, чем окончательно погибали их души. Были и исключения. Да и сейчас есть, уверен в этом. Человек, изнасиловавший и убивший две сотни детей своего вида ещё до сорока лет… разве имеет душу к моменту смерти? Нет. Потому я начал сомневаться, а не бесполезно ли то, что я делаю? Ведь если ты так же творила, без ограничений, зло, а тебе лет двести, то…
– Мне примерно семьдесят.
– О. Так ты не старшая из эскортов?
– Были старше меня, но их казнили.
– Кто?
– Отец. Дракон Ксенион.
– За что?
– За убийство Игрейны Третьей, за растление подростков, за поедание человеческих детей…
– Стой-стой! – Брайан выставил вперёд руку. – Ты… делала подобное?
– Я должна убивать только крылатых и фитов.
– Но… делала?
– Нет, не слишком хотелось.
– А если бы сильно хотелось, то ты бы сделала это?
– Я всегда делаю то, что сильно хочется. А ты разве нет?
– Да, если это доброе дело. Добру нельзя противиться. Обычно. Опять же есть исключения…
– …Что-то много исключений.
– Не цепляйся к словам, женщина. Так вот, я подумал, твоя душа уже мертва и то, что я делаю, бесполезно.
– А что ты делаешь вообще?
– Я возношу молитву Единому в надежде на очищение не только твоей души, но и разума.
– А что с ними не так?
– Они больны, они двигают твоё тело на совершение зла. Не так задумано Единым, – Брайан покачал головой.
– Зачем тебе это?
– Зачем? Если Бог очистит тебя, то ты не убьёшь другого моего брата и не причинишь мне боли.
– Я всё равно убью его. Он пленил меня.
– Ты должна простить ему это.
– Нет, не должна. Это война: весь смысл и есть в убийстве врагов.
– Вовсе нет, насколько я могу судить, весь смысл в точном исполнении приказов военачальников. Есть же в истории войны вовсе без кровопролитий.
– Нет! Нет.
– Есть, женщина, есть. Историю читать пробовала? Нет, ты хоть читать-то умеешь?
– Да.
– Я напишу тебе на стене краткую молитву – будешь читать её каждый день и исцелишься.
– Зачем мне это? Чтоб… я не понимаю. Не понимаю смысла… Зачем всё это?
– Я же говорил: чтобы ты исцелилась.
– Я больна?
– Да, я говорил об этом уже.
– А чем я больна?
– Я и об этом уже говорил. У тебя плохая память?
– Ты… не можешь ли просто… сдохнуть?
Брайан опешил, но затем сам подумал, что нечему тут удивляться и ответил:
– Я бы рад, поверь. После смерти, меня-то, ждёт действительно лучшее существование. Господь примет меня в свои объятия – блаженство. Но причинять боль своим близким я не намерен. Пусть это делает Господь – наш Отец, Создатель и Хозяин.
– Заткнись и уходи тогда. Я всё равно не понимаю, о какой боли ты толкуешь и ни слова о твоём «Господе»…
– Разве тебе не было больно, когда умерла Игрейна Третья? Она же была твоей кузиной, нет?
– Я знала её. Это я должна была охранять её. И мне не было больно. Эскорты не чувствуют боли.
– Про то, что вы не чувствуете физической боли я слышал. А душевной? Что, тоже нет?
– Душа, душа… уходи.
– Я ещё не решил ничего.
