Холодные пятна смерти
Новицкий вернулся в реалии дня, когда лучи заката окрасили траву в багрянец. Он посмотрел на часы. Им с Антоном, по идее, надо было уже подходить к дому. А теперь они безнадежно опаздывали.
Проводник спал, как убитый. Возле него валялась пустая бутылка безо всяких признаков закуски. Растолкать его Григорий не смог – троюродный брат, не открывая глаз, что-то проблеял спьяну и упал в траву досматривать свои сладкие алкогольные сны.
Новицкий не знал, что делать. Каким местом он думал, когда предложил Антону выпить? Увы, в одиночку он дорогу домой не найдет, ориентиры не запоминал. Да и как-то не с руки оставлять здесь Антона. Остается только одно: ждать неизвестно чего. Но что если сюда нечаянно забредёт медведь? Или нагрянет стая волков? Что тогда? Ни ружья, ни даже ножа.
Новицкий предпринял ещё несколько попыток растормошить своего проводника. Бесполезно. И тогда, набросив на голову капюшон штормовки, он сел поудобнее, привалившись спиной к нагретому солнцем большому камню-леженю. Здесь было много таких бесформенных обломков скал, вросших в землю и с какой-то угрюмой злобой напиравших на неё, будто намереваясь продавить до самой серёдки.
Тем временем стремительно темнело. Звонкая, словно стеклянная, тишина, чутко сторожившая урочище, была безжалостной, как средневековый палач. Она сгущалась, пухла, насыщала мрак своей плотной непромокаемой тканью. Молчание это, казалось, можно было услышать. Невидимым страшным холодом веяло от него, и оно могло стать гибелью. Если кто и собирается убить приезжего, то для этого настал самый подходящий момент.
Ель из-под густых своих бровей вспучивала желтые совиные глаза. В этом взгляде тоже читались холодная отчужденность и лютая вражда, и Новицкий внезапно ощутил, что его плотной стеной окружают невидимые и бесшумные существа, желающие ему зла. Они были бесплотны и неуловимы, эти холодные белые пятна смерти, как потом их назвал Григорий. Они, точно змеи, подползали к нему вплотную и, принесенные ветром фантастического сна, молча рассматривали своего врага, как букашку под микроскопом.
В голову ударило чем-то тёплым и шумящим. Мысли вращались в диком танце. И тишина заговорила нестройным хором голосов, доносившихся откуда-то из неведомой глубины, где нет ни законов притяжения и акустики, где вообще нет никаких законов, где всё повинуется только прихоти случая.
Это были голоса той нечисти, что прятались днём под каждым кустиком, в каждой ложбинке. Эти бесшумные голоса, это кричащее молчание, тонкими удушливыми струями выходящее из-под земли, заставили его подняться и брести непонятно куда. Оглушенный мучительным страхом, он, казалось, уже не принадлежал себе и кружился на одном месте, натыкался на камни, падал, судорожно цеплялся за траву, как утопающий за соломинку. Разум трусливо искал убежище в бессмысленном отчаянье. Но не было выхода из этого молчания, из этого тихого ужаса…
– Не знаю, что бы случилось со мной, если бы я не наткнулся на Антона, – рассказывает Григорий Новицкий. – И Антон, словно чувствуя, что без его вмешательства мне грозит беда, очнулся от пьяного дурмана. И сразу всё понял.
У него были свои счёты с невидимыми обитателями Урочища Страха.
– Эй вы, скоблёные ваши рыла! – произнёс он свою коронную фразу. – Шлёпайте в свои могильные норы, не то я все ваши невидимые ребра пересчитаю,
