Республика надежды - страница 13

А случаются и вовсе банальные вещи. Люди, побывав в Аду, вдруг снова окунаются в мирную жизнь и уже не могут вернуться. Просто не находят в себе сил для этого. Что ж… Кто мы такие, чтобы их упрекать? Это странная война. И у неё очень странные отношения с окружающим миром.

– Готов вернуться в строй?

– А как же.

Я и правда соскучился по автомату. Этот параллельный мир затягивает и очаровывает, как мрак безлунной ночи, и многие действительно начинают скучать по нему на гражданке. Тем более, если на этой самой гражданке всё сгнило насквозь и ты, оказавшись там, вдруг пронзительно это понимаешь.

– Ну, тогда добро пожаловать, брат.

Крот улыбается. В отличие от совсем молодого Шаха, впервые взявшего автомат несколько месяцев назад (как и большинство здесь), Крот – опытный сорокалетний боец со взглядом волка. Спокойный, невозмутимый, уравновешенный. Крот хороший человек. Но не хотел бы я повстречать его на поле боя. Невдалеке загрохотало. Мы на секунду замерли. Входящие. «Град».

– Близко кладут. Километр, не больше.

Крот задумчиво смотрит в окно. За время, пока я был в большой России и лечил застуженные лёгкие (стандартный военный диагноз – болезнь сырых окопов и холодных казарм), у отряда «Варяг» появилась новая база. Мы переехали с машзавода на окраине в центр Донецка. В бывшее административное здание: двухэтажный особняк на одной из центральных улиц. Новая казарма была удобней, благоустроенней, гораздо теплее предыдущей, но при этом находилась в зоне работы артиллерии противника. Входящие здесь ложились близко. Очень близко.

Сейчас это было очень актуальным вопросом. Два дня назад бои за аэропорт вспыхнули с новой силой. И в этот раз оборона укров, наконец, хрустнула и начала заваливаться. Поняв это, враг словно обезумел. По городу начали бить с какой-то отчаянной, истерической злобой. Но и наши не оставались в долгу. Каждый день они давали достойный ответ. Залпы «Градов» сливались в долгий, протяжный гул. Пальба из тяжёлых миномётов напоминала пулемётные очереди. Гаубицы вливались в общий хор своим громким глубоким контральто. Эти звуки ласкали слух. Каждый из них красноречиво свидетельствовал: мразь, расстреливающая город, получает по заслугам.

– Парни, срочно нужно двое бойцов. – Голос Балу выводит из задумчивости.

– Какая задача? – Крот насторожился.

– Да ничего особенного. – Балу красный с мороза и как всегда пышет оптимизмом. – Хохлы где-то попали по высоковольтной линии. Два района без света остались. Сейчас поедет бригада ремонтников. Ну, чтоб хотя бы найти, где именно порвало. Им бы сопровождение дать.

– Зачем? Они ж не на передовую едут.

– Ну, мало ли. Всё ж таки не курорт. – Балу хохотнул. Если это можно так назвать.

Хохочет он не тише гаубицы.

Крот кивает.

– Тогда пойдут Шекспир и Чудный. Ребята нормальные, но боевого опыта у них мало – пришли недавно. Для твоих ремонтников самое то. Ты как, Шекспир? Или ты только статьи писать будешь?

– Ни фига. Я ополченец.

– То-то я смотрю, ты ополчился.

Смеёмся. Подходит Чудный. Мой напарник – примечательный персонаж. В Интернете и не только он известен как «Стример Влад». Тот самый 17-летний паренёк из Мариуполя, который заснял и выложил в Сети кадры кровавой расправы, устроенной правосеками в его родном городе в день праздника 9 мая. Когда бандеровские ублюдки из окон расстреливали людей, посмевших отмечать День Победы. Это в бандеровской бывшей «Украине» вдруг стало преступлением, за которое можно безнаказанно убивать прямо на улице. Это был один из тех самых эпизодов, которые в итоге вылились в войну. За эту съёмку Чудный успел побывать в застенках СБУ. Откуда чудом же и спасся: его обменяли. Несмотря на все эти бурные события, свалившиеся на него, как снег на голову, Влад совсем ещё пацан. Его миновало то резкое взросление, что постигло всех детей Донецка. Детей войны. Детей ужаса. После освобождения он уехал в Россию, откуда вернулся лишь недавно, чтобы вступить в ополчение. Необстрелянный молодой паренёк, который даже бриться ещё не особо умеет. Но жгуче желающий отплатить тем, кто залил кровью его город.