Республика надежды - страница 22

Машина выкатывает на возвышенность. Здесь дорога идёт по длинному извилистому холму с прекрасным обзором в одну из сторон. Или это насыпь? Не знаю. Высоковато для насыпи, наверное. Моё окно и мой угол обзора направлены в противоположную сторону. Туда, где ночные деревья заслоняют и без того непроглядное небо своими голыми, лишёнными листьев густыми ветвями.

– Твою мать! Вы туда посмотрите.

Мы все оборачиваемся в направлении, указанном Сфинксом. Там, в низине под нами, раскинулась Макеевка. И оттуда, с её тёмных улиц ввысь взлетали, уносясь вдаль, огненные стрелы ракет. Устремляясь туда, откуда надвигалась тьма. Мы не могли её видеть. Все законы природы противились этому. Но я готов поклясться, что чувствовал её. Чувствовал почти физически этот тёмный вал, пришедший в движение и пытавшийся затопить нас и этих людей внизу. Небо светилось и сверкало. Оно было иссечено пылающими бороздами и пульсировало, словно поверхность озера лавы. Жуткое и одновременно величественное зрелище, от которого невозможно отвести глаз. Битва Света и Тьмы. Вот, значит, как она выглядит.

Мы снова въезжаем в Донецк. На въезде Сфинкс притормаживает возле алкогольного магазина, где собралась уж совсем неприличная толпа празднующих субботу граждан. Взрослые мужики и подростки. Интеллигентно тусуются по всем правилам полукриминального рабочего пригорода.

– Народ. Идите домой. Не надо вам сейчас на улице толпиться. Это не приказ, это предупреждение и доброе пожелание.

В любом другом месте планеты это пожелание не нашло бы понимания, но здесь даже пьяные осознают, что происходит вокруг. Народ мгновенно настораживается. Подростки уходят сразу, без лишних вопросов. Взрослые мужики интересуются причиной. Когда они её слышат, улица пустеет в течение минуты. Все мгновенно трезвеют и становятся собранными и сосредоточенными. Война очень быстро отучает от нерационального, глупого поведения. А кого не отучает – тот обычно очень быстро перестаёт вообще как-либо себя вести. Потому что сам перестаёт быть.

Въезжаем на тёмные улицы. Город замер. Город словно вымер. Редкие машины – это в основном такси. Они проносятся быстро и стремительно. Но движутся скачками: на каждом перекрёстке их ждут посты. Все силовики, находящиеся в городе, сейчас на этих улицах.

Через три часа получаем приказ вернуться в казарму. За это время я уже сто раз пожалел, что не поел. Но, может, оно и к лучшему: в случае «не дай Бог» гораздо более желательно, чтобы у тебя были чистые кишки.

В казарме нам дают меньше часа на то, чтоб поесть и перевести дух. У меня уже два запасных рожка на 5,45: парни поделились. Интересуюсь у Белоруса, есть ли у него лишняя граната. Каждый из нас хочет иметь хотя бы одну. И каждый знает, зачем. Белорус качает головой:

– Шекс, у меня всего одна.

– Ну, ничего, брат. Если что – обнимемся.

Оба нехорошо улыбаемся. Мы поняли друг друга. Здесь вообще все и всё быстро понимают.

Получаем новый приказ. Нас выдвигают на охрану маршрутов подвоза боеприпасов к нашим батареям. ДРГ врага ведь не просто так просочились в город.

Таксист протягивает мне бронежилет.

– Шекспир, дарю. Это «четвёрка», броня что надо.

Примеряю обновку. Бронник самодельный и тяжёлый. Но другого нет.

– Спасибо, Серёга.

Тот кивает. Таксист – человек серьёзный. Воевавший в Афганистане и в Чечне, куда он, уже будучи гражданином другой страны, поехал по контракту. Возможно, здесь он был самым опытным бойцом. В отряде Серёгу уважают все. Не за послужной список. За честность. И тягу к справедливости. Он всегда вёл себя безукоризненно. Просто по-человечески. Недавно он вышел из госпиталя: контузия, пережитая им в самом начале Русской Весны, дала осложнения – в мозгу возник сгусток крови, что едва не привело к инсульту. Но, только встав на ноги, он сразу же вернулся в отряд и выполнял все обязанности наравне с остальными, периодически глотая горсти таблеток. Воевать против бандеровской мрази он пришёл в первые же дни революции. Кто-то говорит, что война на Донбассе – религиозный конфликт? Так вот Таксист – католик. Но его отношение к т. н. «единоверцам» из Галиции ничем не отличается от нашего. Потому что эта война – не война религий или обрядов. Это война Добра со Злом. И каждый сделал в ней свой выбор вне зависимости от того, как он молится Господу и молится ли вообще.