Слоу:
– А потом они займутся нами?
Беллини:
– У них нет ресурса на нас. Они хотят избавиться от Томсона, он им как нож в горле. А с нами – можно договориться. Гарантия? Война – не про гарантии. Но шанс – есть.
Череп:
– Чушь. Они используют нас. А потом сбросят бомбы.
Байкер:
– У нас нет выбора. Или умираем по одному, или пробуем.
(Напряжение достигло предела. Череп достаёт пистолет и наводит на Слоу. Все поднимают оружие. Я и Матео напряглись – пальцы на спусковом крючке.)
Беллини (громко):
– Вы серьёзно? Думаете, федералы обрадуются, если мы друг друга перестреляем? У них праздник будет. Уберите оружие, джентльмены.
(Череп первым опускает пистолет.)
Череп:
– Ладно. Я слушаю.
Беллини:
– Как только рейнджеры падут – каждый уходит к себе. Через день – по одному переговорщику к федералам. Начнём строить новую власть.
Череп:
– Мечты. Я ухожу. Мы умрём, но не дадим себя использовать. (Он уходит с людьми на катерах.)
Слоу:
– Если это ловушка, я убью всех твоих, включая тебя и твоего сына, запомни Беллини
(Он тоже уплывает.)
После встречи, когда мы уезжали в лес, никто не говорил. В машине было тихо. Только шины по щебню и дыхание. Мы ехали сквозь ночь, как будто провожали город в могилу.
По радио передавали обращение губернатора Редфорда:
«Мы не оставим граждан Ревенсити. Мы придём за вами. Мы освободим город». Мы с Матео переглянулись. Освободят? От кого?
На следующее утро, когда мы собирались на бойню, Данте Беллини как всегда сидел за столом, в своем кабинете и пил чёрный кофе, смотрел на карту города. Он обвёл красным те районы, что контролировали Рейнджеры, и обвёл их жирной линией.
– Если мы выстоим завтра, – сказал он, не отрывая взгляда, – я попробую договориться с Редфордом. Но если нет… Он посмотрел на нас с Матео
– …тогда мы сгорим красиво.
Каждый понимал, что это конец. Но жить в блокаде – хуже смерти. После двух лет ада в сердце каждого гангстера горела одна мысль – свобода или смерть.
Глава 6: Друг или брат
Конечно, мои родители Хенри и Гретта, как обещали, не навестили меня ни через неделю, ни даже через месяц. Объявилась моя мама только тогда, когда преподаватели и сам директор, мистер Леонард, настаивали на их визите. Но, если честно, мне было уже всё равно. Я понимал, что являюсь сиротой с хорошими спонсорами. Мои родители считали, что они должны мне давать только деньги, в смысле обеспечивать ими. Воспитание и участие в жизни ребёнка – наверное, они о таком и не слышали. Они только оплачивали моё образование и всегда высылали посторонних людей, чтобы те меня навещали от их имени и представляли их на родительских собраниях и прочих мероприятиях.
Мне было очень больно видеть, как родители моих одноклассников и вообще детей из школы их навещали и давали им самое важное, на мой взгляд, для ребёнка – это внимание, теплоту и любовь. Когда они раз в пару месяцев объявлялись, они настолько фальшиво меня обнимали, что у меня это вызывало чувство отрыжки. Это видели и педагоги, и директор мистер Леонард, но самое обидное для меня было то, что это замечали даже дети. Некоторым детям это было странно – видеть постоянно разных дядек, посланных моим отцом, чтобы те представляли его в школе в качестве моего отца, а некоторые, которые были чуть постарше, понимали, в чём дело.
Как бывает во всех школах в любой точке мира, это как традиция – и у нас был такой задира-хулиган, который обижает тех, кто слабее и, конечно, младше. В нашей школе Равенорте эту «должность» с гордостью носил Чад Уитмор – огромный, злой, вездесущий задира Чад. Он очень любил дразнить детей и задевать их за живое. К сожалению, Чаду приглянулся я сразу же, но в первом учебном году он меня не так часто задирал, так как я был ещё совсем юным. Но спустя год это стало его любимым занятием. Он меня постоянно
