- Я прилягу? - тихо клонило меня в солому и на какой-то то ли тюк, то ли сверток.
- Не стоит, - резко отозвался военный, - ехать недалеко – отоспитесь с дороги на месте. Все равно командир в отъезде, так что представиться сможете только завтра к вечеру.
Его нельзя было злить… вот именно сейчас – точно нельзя. И я послушно уселась, хватаясь за борта и пережидая головокружение. И вспомнила, кстати:
- Мсье… а мы ведь не представились друг другу. Моё имя - Маритт, вдова дю Белли, урожденная де Лантаньяк.
- Прошу прощения, - бросив в мою сторону непередаваемый взгляд и тяжело вздохнув, скупо кивнул мужик: - Гаррель, старший сержант гренадерской роты. Живее, лентяи! Дело к вечеру! – подстегнул он окриком возницу и кучера, неспеша тащивших к телеге непонятные тючки и мои баулы. Те ускорились…
А я обвела все вокруг рассеянным взглядом – убогие строения, запыленные у дороги деревья… Дилижанс, осточертевший за три дня пути, сейчас казался испытанным, надежным убежищем. И даже примитивные инстинкты Моро уже не бесили – на самом деле он не сделал мне ничего плохого. А что ждет там - впереди?
Господи, что творю, куда лезу? – тихо и, наверное, правильно паниковала я. Хотя пока же ничего страшного? Если что – отработаю назад. Завтра пообщаемся с их командиром, а там… там уже будет видно.
Сержант устроился рядом с возницей, оставив мой комфорт на мое же усмотрение. Почему-то это не задело. Реакцию мужика на дикую для него ситуацию я отлично понимала. Скорее всего, благородная с виду дама в действующих войсках почти то же самое, что баба на корабле.
Телегу жестко потряхивало. Чувство такое – откроешь рот и на очередном подскоке отхватишь себе кусок языка. Большой тракт был накатан лучше, да и рессоры дилижанса отрабатывали, но и там… О хороших дорогах здесь речи вообще не шло, потому что мощеные булыжником улицы тоже… то еще испытание для ног.
Оставив позади последние унылые каменные домики населенного пункта, мы въехали в лес и сразу нахлынула прохлада и пошли совсем другие запахи…
С запахами тут была отдельная история. У нас они не такие агрессивные. Бывает, конечно, но скорее, как исключение. А здесь градация по шкале интенсивности просто зашкаливала. Не просто неприятный запах, а сразу – вонь. Если запах еды, то или исключительно аппетитный, или отвратительный. Духи мужские и женские – удушающей плотности. А запахи человеческого и лошадиного пота витали рядом практически постоянно, причем женский был особенно резким и неприятным. Привыкнуть к этому было нельзя. И все-таки запахи - мелочь.
Любые неудобства, если они просто неудобства, а не тяготы и лишения, вполне себе терпимы. Труднее для меня оказалось другое - осознать. И почти невозможно - смириться. Потому что всё здесь было непонятным и чужим, а значит страшным. Я была ребенком в черной комнате – потерянным и беззащитным. Растерянность, паника... возмущение! Меня просто поставили перед фактом, принудив к жизни здесь и воспринималось это, как насилие над личностью. И естественно, вызывало протест.
Чтобы не сойти с ума, я старалась найти хоть какое-то более-менее разумное объяснение происходящему. Но это позже, а в самом начале даже дышать было страшно.
Все здесь было не так. И понятно, что придется привыкать и не на время. В этом придется жить, ломая в себе все, из чего состоит взрослый человек: привычки, устои, вкусы, ритм жизни... Останется только память. Страшно…
