Впрочем, улыбка на лице замдекана тут же сменилось сосредоточенным выражением, едва она вчиталась в мой текст. А потом оно сменилось удивлением. Закончив читать, Эмма Эдуардовна меня спросила:
– А кто тебе помогал? Очень серьезный текст…
– Да никто, собственно, – пожал плечами я, – есть же множество образцов в научных журналах, как должен выглядеть текст. Введение, основная часть, выводы в заключении, литература. Никто не мешает изложить свои мысли по уже существующему образцу. Если есть какие-то вопросы по тем или иным положениям, я всегда готов по ним дискуссировать, чтобы доказать, что вполне ориентируюсь в том, что тут написал.
Замдекана сидела какое-то время в оторопи, переводя взгляд то на меня, то на странички с текстом.
– Ну… тогда поздравляю тебя, у тебя есть явные склонности к научной деятельности! – отмерла, наконец, Эмма Эдуардовна, – да, ты прав, видно все же, что это твоя собственная работа, ты термины некоторые используешь совсем необычно, не так, как принято. Да и не знаю я никого, кто на такую тему хотя бы тезисы опубликовал в таком же стиле. Кое-что, конечно, стоит подправить, чтобы не выглядело слишком дерзко, ты же студент, тебе не стоит использовать такие категоричные суждения. Но в целом молодец, предстоят в основном, стилистические правки, а не смысловые.
Когда покидал кабинет замдекана, вместо взмыленного бюрократа, к которому зашел, оставил в нем милую, воодушевлённую текстом моего доклада, женщину. Возникли даже опасения, что слишком переборщил с качеством доклада – как бы не возникло у нее желания устроить мне научную карьеру. Начнет еще заталкивать меня в аспирантуру и обидится, когда я решительно откажусь. Есть много чего в жизни, чего мне не хочется делать, и оснащение нормальной научной работы чертовой кучей ссылок на труды классиков марксизма-ленинизма как раз из этого списка занятие. Ни малейшего желания на это время тратить. Ну, или я слишком капризничаю… Ладно, если предложит, то всегда можно взять паузу на обдумывание. И до этого еще надо четыре года отучиться с лишним, так что рано беспокоюсь вообще.
К Сатчану попал в итоге уже сильно после обеда. Пришлось посидеть, подождать в приемной, пока он всех посетителей раскидал. Понедельник – день тяжелый, как говорится.
Судя по лицу, тезка мой сильно не удивился, меня увидев. Понятно, в принципе, ситуация скользкая. Лишних встреч не бывает в таких случаях. Поздоровавшись и обсудив кратко пару текущих моментов, типа «сделал ли звонок бригадиру по поводу телефона», перешли к теме типографии.
– Уверен, что получится решить вопрос с тамошними дельцами? – поинтересовался у Сатчана. – Они явно из криминальных кругов, раз к насилию первым делом прибегли.
– Да, – Сатчан энергично кивнул головой. – Это даже хорошо. С такими разбираться намного проще. Это тебе не партийные кадры. Так что даже не волнуйся.
– Что решил делать?
– Что и положено, – он хитро улыбнулся. – Будем клин клином вышибать.
– МВД на них натравишь?
Тот неопределённо пожал плечами в ответ, улыбнувшись загадочно.
– Только давай, чтобы Борщевский ещё больше не пострадал, – предостерёг я. – Ему могут захотеть отомстить за то, что сдал их. Они всё про него выяснили: где живёт, с кем, где учится…
– Не боись. Не пострадает твой выскочка. Там не дураки.
– Но лучше тихо всё сделать, – задумчиво сказал я. – По-хорошему ведь, если подумать, он должен был бы идти с этой проблемой к нашему куратору Самедову. Но мы не знаем, откуда информация утекла про то, что Борщевский в типографии лишнего увидел. Не пойму, зачем надо было прессовать Кирюху, если мы все уже об этом знали? Или бандиты решили, что он может нас всех заткнуть, как руководитель группы? А Самедову наплести что-нибудь, типа ошибся, не так всё понял…
