Они уже выпили по две рюмки. Наполнили и по третьей.
Верхов давно заметил, что лоб директора под повязкой и лысина над ней были покрыты испариной, а глаза, напротив, сухо блестели.
– Я на минутку. – Он поднялся и стал вылезать из-за столика, чтобы попросить у Зины градусник.
Тут в кабинет как-то нерешительно вошла она сама, и остановилась, опустив голову, не дойдя до них. Они успели заметить, что ее румяное лицо было покрыто белыми пятнами.
– Узнала? – не сразу спросил Хохлов.
Она молча кивнула. Верхову стало нехорошо.
– Ну? – тихо и нервно спросил Хохлов.
– Сказали, умер, – прошептала Зина.
У Верхова моментально выступили слезы. Он пальцем смахнул их и медленно опустился на стул, глядя на директора. Рука того опустилась на столик, расплескав водку, и он пальцами стал вытирать столик.
Верхов опять поднялся и, подойдя к Зине, попросил ее принести градусник.
Вернувшись на место, Верхов поднял свою рюмку, дождался, когда Хохлов взял свою, и они выпили, не чокаясь.
– Он мне был, как отец, – проговорил Верхов.
Вошедшая Зина с укором посмотрела на пустую рюмку Хохлова. Он послушно взял градусник и воткнул подмышку.
– Еще одна пенсионерка умерли, – сказала Зина. – Всего в больницу привезли шестьдесят два человека.
– Это ты для того говоришь, чтобы у меня поднялась температура? – разозлился Хохлов.
– Нет, не для этого, а для того, чтобы ехали домой и больше не пили, – возразила Зина и решительно сжала губы.
– Ты еще поучи меня. Лучше скажи Степану, чтобы подготовил машину.
Температура оказалась внушительной для возраста Хохлова: свыше тридцати девяти. Врач медпункта, осмотрев его, сказала с упреком:
– Я же велела вам ехать домой и соблюдать постельный режим с обязательным приемом лекарств, которые выписала. Такая высокая температура не от локтя, а от сотрясения мозга. А с этим не шутят.
Врач сама повезла Хохлова на «Скорой», чтобы дать указания жене. Верхов поехал с ними, попросив врача заехать по пути в аптеку за нужными лекарствами.
На завод он вернулся также на «Скорой» и стал ожидать приезда или звонка Коли. Самым неприятным было то, что не у кого было узнать, чем закончилась попытка освобождения задержанных во Дворце Культуры и в «Луче». А главное, удалась ли она.
***
Организаторы газовой атаки, увидев лежащими неподвижно больше двадцати тел, поняли, что слегка переборщили с наказанием митингующих. Первым пришел к такому выводу сам Алтухин, наблюдавший происходившее на площади из разбитого водометной струей окна своего кабинета.
– Что будем делать, если кто-нибудь из них умрет? – спросил он Щербину. – Слышите вой сирены? Очевидно, кто-то постарался вызвать ее.
– Ясно, кто. Я видел, как многие звонили по телефону. Надо бы запретить «Скорой» включать сирену, чтобы не будоражить народ. А вот еще одна, слышите?
– Хорошо, я распоряжусь. Так что будем делать, если будут мертвые?
– Все зависит от того, как широко это будет представлено в средствах массовой информации и прежде всего на телевидении. Но, думаю, раздуваться не будет, так как Лески с их социалистической идеологией не отвечают интересам либеральной оппозиции, где имеется засилье евреев. Ну, а то, что они доминируют в прессе и на телевидении России, это неоспоримый факт. Лески в этом случае редкое исключение. Я поинтересовался и не нашел ни одного еврея в руководстве города, на телевидении и в печати. Небывалый случай в истории не только современной России, но и Советского Союза. Отчасти поэтому разгон митингующих водометами в пятницу остался абсолютно незамеченным прессой страны, не считая местной.
