– Теперь слушайте внимательно, – продолжила заведующая. – Ребёнок не умер. Не умер, ясно вам? Сейчас он в эмбриокамере, состояние тяжёлое, но стабильное. Нужна срочная пересадка в тело суррогатной матери, чем быстрей – тем лучше, крайний срок – месяц. С учётом форсированной гормональной подготовки выбранной э-э… женщины, на поиски подходящей кандидатуры у вас неделя, не больше.
Лин застыл на месте, позабыв дышать, а его мозг бросил все силы на просчёт всех возможных вариантов действия. Впрочем, катастрофическая нехватка информации уводила его в гибельную трясину неизвестности вслед за блуждающими огоньками вопросов, приносящих новую тревогу вместо ответов.
Стоп. А что, если выйти за очерченные рамки узкого круга, в центре которого должна оказаться неведомая псевдо-мать?..
– Вы говорите, сейчас ребёнок развивается в специальной капсуле, – медленно произнёс Лин. – Почему нельзя оставшиеся семь месяцев…
– Можно, – с затаённой тоской отозвалась вдруг заведующая. – Но за очень большие деньги и не в нашей стране. Это ведь камера передержки, надолго её не хватит. Знаете ведь закон об ограничении использования кибернетических механизмов?
Вместо ответа Лин сжал пальцы в кулак с такой силой, что костяшки побелели и тихо хрустнули. Ещё бы не знать. Из-за этого клятого закона таможня не пропустила новые американские протезы для Киры – только потому, что те были на порядок умнее отечественных, а значит, предоставляли несомненную угрозу для неё и окружающих. Из-за этого закона сам Лин потерял право летать на своём чудо-кресле, которое вовек не будет запатентовано, сколько бы он не тормошил всевозможные бюрократические структуры в бесконечных попытках доказать своё право дышать и жить не по ГОСТу.
– Помогите. Мне. Спасти. Ребёнка, – четыре коротких разрядных слова прошили душу заведующей навылет, а пятое, сказанное на самой грани слышимости, добило контрольным выстрелом в упор, – прошу.
– Идёмте, молодой человек, – решительно кивнула женщина. – Выдам столько информации, сколько смогу. И да. У вас будет мальчик.
Вернувшись домой, Лин плюхнулся в кресло, не раздеваясь, и бесцеремонно разбудил дремлющий компьютер. Предстояло найти и разложить по полочкам адову кучу информации, и чувство у парня было такое, как три года назад после переезда, когда он стоял, словно витязь на распутье, перед штабелем коробок и баулов, означающих собой начало их самостоятельной жизни.
Короткая тянущая судорога вдруг прошла под левой ключицей до самой лопатки, заставив Лина с глухим стоном упасть на колени и заскрести ногтями по коже. Пульс у него упал почти вдвое, но сердце, переведённое нервотрёпкой последних суток на полставки, упорно пыталось отработать минимум на полторы, свайным молотом вбивая в сознание хакера одну-единственную мысль.
Найди. Тень. Киры.
– Установить соединение, – прошептал Лин в пространство. – Хидео, отзовись. Вытащи меня в транскод, пожалуйста.
Японец появляется через две минуты, вид у него взмыленный, словно бежал марафон от самого Токио.
– Я на минутку, Рин-тян, извини, – протащив Лина сквозь вязкую плёнку си-сферы, тут же прощается Такахаси, – мы там Шикари во дворе выгуливаем, сам понимаешь, не отлучиться надолго…
– Спасибо тебе, – коротко кивает Лин, – и привет… от нас.
«Так до конца и не научился русскому «Л», – мельком отметил парень, глядя вслед узкой спине, затянутой в чёрную кожу байкерской куртки. Той самой куртки, которая и в реальности была на плечах Хидео в памятную ночь побега Лина из-под удушающего материнского крылышка.
