– Да мы вообще не сюда шли, – ответил, вздыхая, я.
– А теперь повезло и попали сюда, – подытожил Микола. – И мне здесь нравится, цивилизованно все. Тишина, порядок.
– Да, сейчас тишина, – усмехнулся второй офицер. – А вот батальон вернется с боевых, и жизнь закипит.
– А меня зовут Сергей Никитин. Я из третьей роты, замполит. Ты меня меняешь? – ткнул он пальцем в Николая.
– Да, я, – ответил Микола и осторожно поинтересовался: – А на каких таких боевых батальон?
– На обыкновенных боевых. Все в рейде, возле Пагмана воюют.
– А где это?
– Да тут, рядом с городом.
– А, возле Кабула, это хорошо, что недалече, – вновь довольно вздохнул Никола.
– Да тут, в окрестностях Кабула, накостыляют еще больше, чем вдали от него. Особенно в Баграмской «зеленке» или в Чарикаре, – ответил Алексеев.
– Вот те на! – выдохнул Микола и выпучил глаза, он побагровел и надулся.
– Колян, спусти воздух, лопнешь! – воскликнул я и хлопнул его по спине. На душе стало веселей. Значит, и здесь воюют.
– Так что, батальон боевой? – радостно спросил я.
– Еще какой боевой! А мы наконец-то домой едем – замена! Хватит, навоевались! Пошли в модуль койки делить.
Мы побрели в щитовой домик, Мелещенко шел, едва шаркая ногами, плечи опущены, в глазах тоска. Веселое настроение улетучилось без следа, мое же, наоборот, улучшилось. Все ж пореже буду топать по этому плацу. Хорошо!
Вот и пришли. Нас посадили в захламленной комнате за стол, а сами заменщики забегали, засуетились, принялись трясти какими-то неизвестными иностранными деньгами. В комнату входили и выходили люди, здоровались, смеялись, чему-то радовались. Жара стояла неимоверная – зашумело в голове и заломило в висках. Год адаптации в Туркмении спасал, но не совсем. Окна в комнате были заклеены фольгой, и поэтому, чтобы не сидеть в полумраке, под потолком одиноко и уныло горела засиженная мухами лампочка.
Суета продолжалась уже больше часа. Комната была большая, в ней стояли восемь кроватей, в центре – огромный стол, несколько шкафов и тумбочек. Мы потихоньку перебрались на чью-то кровать и принялись дремать. Полуденный зной сморил меня, и сквозь липкую дремоту через пелену полузакрытых глаз видно было, как стол постепенно заполняется банками, бутылками, тарелками, что-то непрерывно резали, раскладывали, что-то открывали.
Постепенно я очнулся и стряхнул сон.
– Колян, давай за вещами сгоняем на пересылку?
– Давай. А может, зря их попрем: окажется, что все ж не в этот полк? – с чуть ощутимой надеждой в голосе ответил Микола.
– Нет, не окажется. Они, видишь, уже в нас так вцепились, что не отдадут никому ни под каким предлогом. Мужики! А вещи наши на пересылке забрать как?
– Да к черту их. Что там?
– Как что, шинели, форма всякая, – ответил я.
– К черту! На хрена тебе здесь шинели. Вы, может, еще и парадки привезли?
– Ага! Даже парадную шинель. Сказали брать все.
– Вот дают штабы! Армия пять лет воюет, а их все по полной форме присылают сюда. Мудаки тыловые. На хрена они вам сегодня, потом как-нибудь заберете, – высказался Алексеев.
– Да! Когда на партучет в дивизию поедете, тогда и возьмете, – поддержал заменщик Миколы.
– Да там водка, – вздохнул Колян.
– И у тебя тоже? – спросил Алексеев, с надеждой глядя на меня.
– Ну да! По пузырю!
– Не выжрали? Молодцы! Орлы! Ну, это другой разговор. Сейчас транспорт организуем!
Через полчаса мы тряслись в клубной машине с пухлым начальником клуба, который мчался за своей заменой на пересылку и при этом возмущался:
