Эх, где вот только найти столько денег на все и сразу? К пяти Катя ополовинила месячный семейный бюджет и подумала, что на все это скажет «Драгоценный В.А», когда вернется? Возвращаться домой она так рано не хотела, и в довершение всего отправилась на шестичасовой сеанс на «Войну миров». Обалдев от взрывов и инопланетян и оплакав в душе попранный Голливудом гений Уэллса, она выползла из кинотеатра в десятом часу. Голова немножко кружилась от усталости, но в основном настроение было бодрое – и какие там трупы на кладбищах, какие удавленники! Черт бы их всех побрал.
Она стояла на остановке и поджидала троллейбус. Троллейбуса все не было, и она решила поймать машину – часы показывали уже половину одиннадцатого. К тому же складывалось такое впечатление, что собирается дождь. Нагруженная покупками, сумками и пакетами, Катя сунулась искать зонт – его не было, она забыла его дома. Вот и еще один повод не ждать троллейбуса, а барыней прокатиться на такси – не мокнуть же на асфальте? Она проголосовала и почти сразу же поймала частника. «Куда едем?» – спросил водитель. «На Фрунзенскую набережную», – ответила Катя, и… сработал ее мобильный – динь-дон.
– Алло, да, я. Вадик, золотко мое, это ты?
– Катя… это я.
– Анфиса, ты? Завтра встречаемся, да? Очень плохо тебя слышу. Я в машине, еду домой, давай я тебе через пять минут перезвоню, мы сейчас на Садовом в туннеле…
– Катя, я не знаю, к кому мне обратиться, – голос Анфисы, обычно звучный грудной голос, так хорошо знакомый Кате, сейчас едва шелестел. – Меня ударили ножом, полоснули по руке… Только что, прямо на улице… Столько крови – наверное, вена повреждена, я умираю, Катя, милая, мне кажется – я умираю!
Каково услышать такое от лучшей подруги в одиннадцать часов вечера в такси в туннеле на Садовом кольце? Катя на секунду потеряла дар речи. Когда обрела, заорала:
– Анфиса, ты где? Где ты, скажи мне, я еду к тебе!
– Я дома. Сумела дойти. Ты же знаешь – я не выношу вида крови… Боялась грохнуться прямо в подъезде.
– Я сейчас же вызову тебе «Скорую»! Ты еще не вызвала? Нет? Тогда я вызову. У тебя большая рана? Завяжи чем-нибудь пока. Кто тебя? Грабитель, да? Ты его успела разглядеть?
– Я не знаю, кто это был. Катя, ты, конечно, очень удивишься, но меня хотели убить!
– Ты успокойся, не трать силы. Анфисочка, милая… Ты слышишь меня, ты только, пожалуйста, не умирай! Все будет хорошо, сейчас я приеду, и все у нас с тобой будет тип-топ! Умоляю, отвезите меня в Измайлово на Пятнадцатую Парковую улицу, – крикнула Катя опешившему водителю. – Я заплачу, сколько скажете. И как можно быстрее – с моей подругой несчастье!
Летя по освещенному огнями третьему кольцу, Катя, наверное, впервые в жизни, со страхом и трепетом осознала – какой все же огромный город Москва. Ваш друг ранен, быть может, истекает кровью где-то там, в недрах Измайлова, а вы все еще не миновали Сущевский вал. И «Скорая», вызванная вами по мобильнику, может не успеть.
В довершение всего на запруженное, несмотря на поздний час, транспортом третье кольцо и на мчавшееся по нему старенькое такси с Катей, полуживой от тревоги и ужаса, с неба обрушилась гроза. Сверкали молнии, гремел гром. По крыше машины лупили дождевые струи, как из пожарного брандсбойта. По туннелям неслись настоящие реки. Кате казалось – еще чуть-чуть, и такси поплывет по магистрали как плот. Но все обошлось – они не приплыли на Пятнадцатую Парковую, а приехали – точнее влетели во двор как угорелые. Возле Анфисиного подъезда уже стояла «Скорая». Дверь в знакомую квартиру на третьем этаже была распахнута настежь. Анфиса была жива. Ее левая рука в области предплечья была туго забинтована. Молоденький врач делал ей успокаивающий укол. На полу виднелись красные пятна и валялись окровавленные марлевые тампоны. Катя, чувствуя, что силы покидают ее, рухнула на стул.
