Он лег, упираясь ногами в колодки и держась руками за край неровного проема. Тусклые сигнальные огни подсвечивали людей снизу, делая их похожими на древних чудовищ.
Павел получил отмашку, оттолкнулся и первым упал в дыру.
Он летел, вслух проговаривая секунды и не слыша собственного голоса. Вокруг смыкалась темнота, а его кружило, словно лист. Если донесения были неверны, они все могли разбиться о скалы или воду. Картина в ноктовизоре шла рябью и стала однородной только после трёх минут, когда пришло время раскрывать парашют. Павел не дождался сигнала и раскрыл вручную; его подбросило, и он, задрав голову вверх, в темноте увидел очертания купола.
Мягкой посадки не получилось. Он завалился на бок, почувствовал, что его тащит, и не сразу смог отцепиться, проехавшись по земле. Поднялся, не обращая внимания на боль в бедре, снял кислородную систему и открутил с неё ноктовизор. Заново настраивать очки пришлось, смотря вверх и наблюдая за спуском других. Трое из отряда приземлились с разбегом не меньше чем в километр, ещёдо пятерых он не мог определить расстояние на глаз. Павел упаковал парашют, зацепил систему на спине, поправил жилет, оружие и побежал к остальным.
Трава была высокой, почти по колено, и будь он на месте руководителей станции, то наплевал бы на экологию и выжег бы тут всё до состояния пустыни. Справа и слева растянулся забор; увидев сетку, он даже не удивился, что никто их об этом не предупредил. До ближайшего парня из отряда оставалась жалкая сотня метров, когда вой сирены ударил по ушам.
Павел бросился на землю, понимая, что задание провалено. Через секунду местность осветилась сотнями прожекторов. Они вспыхивали друг за другом, как глаза великана, и вот он уже лежал посреди поля на обозрение врагам. И чувствовал себя голым, как никогда.
Павел лихорадочно соображал, что делать. Он находился в узком коридоре, в поле травы, где был отлично виден с любой машины на гравподах. Пришлось аккуратно выглянуть и оглядеться. Через несколько десятков метров два прожектора не горели. Он сбросил парашют и устремился в тень.
У него с самого начала было плохое предчувствие относительно места высадки. Но ему жестами, картинками и сообщениями в стапе дали понять, что техники не смогут быстро вскрыть защиту купола в другом месте, поэтому придётся садиться вслепую на дальнем рубеже. Его никто не охраняет, – дали понять всей группе, – это не стратегически важный объект, основные цели лежат на юго-западе.
Тогда почему они попали в засаду, и вой сирены до сих пор не стих?
Павел добрался до темного участка и выглянул. В их сторону никто не летел, не было слышно криков людей, и он не видел колыхания травы от приближающихся роботов. Может, сработали старые охранные системы? Тем более он не нашел ни одной сторожевой вышки.
Он присмотрелся к сетке, что огораживала периметр, и не заметил ни сигнальных мин, ни подведенного тока, потом достал кусачки и стал делать проход, прислушиваясь к окружающим шорохам. Через пару минут дыра получилась достаточной, чтобы пролезть. За оградой, в пятидесяти метрах, начинался лес, и он устремился туда, прячась в тени деревьев и не выходя под свет прожекторов.
Поле было пустынно, трава слабо качалась от ветра, но он не наблюдал никого из отряда. Если они не встретятся в лесу, то увидятся через десять часов на контрольной точке. Он почти чувствовал облегчение от того, что остался один, хотя шанс быть подстреленным кем-то из своих увеличился в разы.
