– Вадим, откройте, я знаю, что вы дома. Я видела вас в окно.
С тех пор, как умерла Баба Лена, никто посторонний не бывал в моей квартире. Иногда пытались звонить и стучать в дверь какие-то люди, которые ходили и по соседним квартирам, наверное, представители каких-то служб, но я не открывал. Но ни разу не было, что бы кто-то начинал поднимать шум у моей квартиры.
Это меня напрягало, нервировало, это привлекало внимание к моему жилищу.
Опять раздался стук и уже совсем громкий голос:
– Вадим, у вас все нормально?
Пришлось открыть дверь.
Попутчица стояла передо мной, держа в руке тарелку с румяными пирожками, от которых поднимался пар.
– Здравствуйте, Вадим, я помешала?
– Нет, – выдавил я из себя.
– Я к вам в гости с благодарственным угощением. Позволите, – она шагнула через порог, я непроизвольно отступил назад, выглядело, будто я ее приглашаю, пропускаю внутрь моего укрытия. – Угостите чаем?
Она прошла в комнату, поставила тарелку на стол.
В этот раз я ее разглядел: женщина далеко за шестьдесят, коротко остриженные, редкие, седые волосы, морщины не глубокие, но частые, на носу роговые очки, фигура плотная, синие платье с пояском было явно мало, видимо, из старых запасов, босоножки на невысоком каблуке без задников.
– Это собственного приготовления, – она кивнула на пирожки, – у вас есть чай?
– Да, – я ушел на кухню, включил газ под чайником и вернулся.
Гостья сидела на стуле за столом, с любопытством осматривая комнату:
– Вы тоже играете? – она кивнула на пианино.
– Да, – я присел на краешек стула напротив нее.
– Меня зовут Надежда Петровна. Мы с тобой давно знакомы. Ты же учился в пятьсот тридцать четвертой?
– Да.
– Ты выпуска девяностого?
– Да.
– Я много лет работала в этой школе. Я преподавала математику в старших. В вашем классе я не работала, несколько раз только замещала Валю, когда ты был в восьмом. Я тебя хорошо помню, ты меня тогда просто поразил.
Я молчал, я не помнил ее, или она изменилась за двадцать лет. Нашу математичку несколько раз замещали, один раз даже приглашали учителя из соседней школы.
– Ты меня просто «убил» однажды своим выступлением у доски. Ты отвечал, потом что-то случилось, ты отвлекся, сбился и начал рассказывать нам про интегралы, системы дифференциальных уравнений, выдавая такие вещи, которые и в институте не каждый сможет. Откуда ты это знал? Ты увлекался математикой?
Действительно, у меня было такое свойство. Если при ответе на уроке я слышал какой-то посторонний звук, вызывающий ощущение опасности, то я отвлекался на его анализ, просчет возможных последствий, но при этом продолжал говорить, потому что так полагалось, но уже не мог полностью контролировать, что говорю.
– Нет, не увлекался.
– Откуда же ты это знал?
– Я много читал книг по математике, когда был маленький. Они от папы остались. Я их читал и запоминал, но я не понимал значения того, что читал. Это было очень давно, но я все это помню.
Она внимательно смотрела на меня, мерно постукивая пальцами по столу, и в этот момент я ее узнал.
– Я вас узнал. Вы так стучали по журналу, когда слушали чей-нибудь ответ, – я указал на ее руку, лежавшую на столе. – Если ученик начинал отвечать неправильно, вы сжимали кулак, выставляли указательный палец, сгибали его и начинали стучать только им.
Она сдвинула очки на кончик носа, с удивлением глядя на меня:
– Ты это помнишь?
– Да, еще вы, когда что-нибудь объясняли, то выделяли важные слова, ударяя указкой себя вдоль ноги. А в конце предложения стукали носком правой туфли об пол. Это было очень тихо, но я помню. Я слышал. Еще у вас был кожаный пиджак, который скрипел, когда вы писали мелом на доске.
