Малецкая вынимает из пачки папиросу, прикуривает. Тут же спрашиваю:
– Стукова тоже курила папиросы?
– Исключительно… Мы с ней иногда друг друга выручали.
– А ваш сын, наверное, предпочитает сигареты?
Малецкая задерживает на мне взгляд, не без гордости отвечает:
– Он не признает этой дурной привычки. И спиртным не увлекается. Даже на поминках Стуковой лишь пригубил рюмку.
– На похоронах было много людей?
– У стариков на похоронах много народа не бывает… Родственники были, соседи. Организовали все племянницы.
– А какие еще родственники? – удивленно спрашиваю я.
– Георгий приходил, племянник Анны Иосифовны.
– Что-то не слышала о нем, – озадаченно говорю я.
Малецкая поясняет:
– Я и сама видела-то его раза два-три. Он в киоске «Союзпечать» работает, напротив Федоровских бань.
– Так он уже в возрасте?
– В том-то и дело, что молодой. Лет сорока.
– На похоронах не высказывались предположения, кто мог убить Стукову?
– Родственникам не до того было, – хмыкает Малецкая. – У них одни заботы – наследство… Каждый считает себя обделенным…
Основания считать себя обделенными у племянниц есть. Ведь после смерти Стуковой они наверняка должны были кое-что получить, а тут вместе с тетушкой ушли и драгоценности. Обидно.
– Мне кажется, Римма и Людмила думают не о том, что пропало, а о том, что не пропало, – продолжает Малецкая и, видя мое огорошенное таким построением фразы лицо, поясняет: – Дело в том, что Анна Иосифовна имела обыкновение давать племянницам поносить свои драгоценности. Но не сразу обеим, а только одной. Теперь каждая подозревает, что у другой что-нибудь из ценностей осталось… На поминках они только об этом и спорили. И Георгию от них попало.
Показываю Малецкой составленный Валентиной список исчезнувших драгоценностей. Пробежав его глазами, она качает головой:
– У Анны Иосифовны были еще и золотые монеты. Она как-то мне предлагала для коронок, но я отказалась. Зачем переплачивать, если в поликлинике можно поставить по госцене? Отказалась…
Будем искать и монеты. Хотя они и из тяжелого металла, но обязательно где-нибудь всплывут. Такое уж у золота странное свойство.
Записываю показания Малецкой.
Слышится звук отпираемого замка, возгласы детей. Евгения Константиновна извиняется и выходит из кухни. До меня доносится ее взволнованный голос: «Роман, что с тобой? Ты болен?» Ответа Малецкого не разбираю.
При моем появлении в коридоре Малецкому не становится лучше. Выглядит он действительно нездоровым. Быстро прощаюсь и выскальзываю из квартиры.
Сбегая по ступенькам, ругаю себя. Кажется, немного переборщила, допрашивая Малецкого. Надо быть помягче. Иначе недалеко и до профессиональной деформации. И так мама начинает замечать, что я бываю резка с людьми.
Еду по улице, а в голове… В каком-то научно-популярном фильме видела забавные кадры – броуновское движение молекул. Сейчас от обилия информации в моей голове творится нечто подобное. Мысли мечутся, сталкиваются, отскакивают друг от друга.
Задумавшись, проскакиваю на желтый свет. Слава богу, на перекрестке нет милиционера.
9
Толика дома не застаю.
– Твой любимый даже обедать не приходил, – язвительно сообщает его младший брат Сережка.
– Там на скамейке тебя девочка ждет, – равнодушным голосом сообщаю я.
Сережка подбегает к окну, убеждается, что девочка – плод моей фантазии, и хохочет. Рассказываю этому тощему, головастому, с просвечивающими на солнце большими ушами десятикласснику пару ужасных историй, до которых он, в отличие от старшего брата, большой охотник, после чего спускаюсь к машине.
