Пристраиваюсь рядом с Киршиным. Он поглощен лицезрением ложечек, вилочек, ножей и прямо-таки поедает глазами витой подстаканник с замысловатым вензелем и двумя полуобнаженными нимфами. Подстаканник хорош, но цена…
Дотрагиваюсь до круглого локтя Киршина:
– Чудная вещичка…
– Изумительная, – выдыхает он, не отрываясь от созерцания.
– И вот эта соусная ложка, – продолжаю я.
Киршин переводит взгляд с полюбившегося подстаканника на матово поблескивающую ложку, потом оторопело смотрит на меня. Белесые бровки вопросительно изгибаются. Во взоре появляется огонек узнавания. Уголки губ растягиваются, раздвигая свисающие щеки.
– Товарищ следователь?! – пищит Киршин. – Вот не ожидал… Тоже серебром интересуетесь?
– И серебром тоже…
– Стуковские побрякушки ищете?
– А вы?
– Люблю серебряную посуду, – мечтательно закатывает глазки Киршин, но тут же лукаво подмигивает: – Смотреть…
Машинально отвечаю ему тем же. Это сбивает Гаргантюа с толку. Выпятив живот, он медленно произносит:
– И покупаю… Иногда… Вот и сегодня зашел. У жены скоро день рождения, – он снова становится насмешлив: – Чтобы и ей приятно, и в доме польза…
Извинившись, Киршин плывет к выходу. Когда дверь за ним захлопывается, сержант окликает меня:
– Лариса Михайловна, это ваш знакомый?
– Нет, свидетель.
Окуньков кивает с видом человека, чьи самые худшие подозрения начинают оправдываться:
– Так и думал… Часто он тут бывает. Поварешки берет серебряные, ложки какие-то чудные… Зачем?.. Ведь та же поварешка в хозяйственном рубля три стоит.
– С серебра кушать полезно, – доброжелательно улыбаюсь я и, надеясь на наблюдательность Окунькова, спрашиваю: – Речники в магазине бывают?.. В скупку не приходил человек в форме речника?
Борис смешно морщит нос, отрицательно крутит головой:
– Не видел. Спрошу у напарника. Если появится, задержать?
– Не надо. Узнай у товароведа, что за человек, и позвони мне. Кстати, товароведа как зовут?
– Вероника. По отчеству не знаю, – разводит руками Борис.
Для меня всякое имя имеет свой образ. Вероника – всегда ассоциируется с чем-то воздушным, утонченным. Когда вхожу в кабинетик товароведа-оценщика, этим ассоциациям приходит конец.
У шкафа перелистывает каталог Ювелирторга рослая красавица, чьи формы могли бы привести в восторг самого Рубенса. Со стены задумчиво улыбается пышная блондинка с гладко причесанными волосами, рекламирующая драгоценности. Двух красавиц на столь небольшое помещение явно многовато.
– Что у вас? – с профессиональной вежливостью в голосе спрашивает Вероника.
У меня есть удостоверение, и я показываю его. Вероника тем же тоном предлагает сесть и интересуется, чем может быть полезна.
– Вам направляли список драгоценностей…
– Да, мы получали, – соглашается товаровед.
– Из того, что указано в списке, что-нибудь поступало?
Это я спрашиваю на всякий случай, так как в сопроводительном письме Валентины была просьба немедленно сообщить, если кто-нибудь принесет ценности, похищенные из квартиры Стуковой.
Вероника неопределенно пожимает плечами и начинает перекладывать на столе бумаги. Затем, виновато улыбнувшись, выдвигает ящик.
Удерживаюсь от реплик. Хотя очень хочется высказать свое мнение по поводу отношения некоторых граждан к письмам правоохранительных органов. Особенно к таким. Оно должно лежать на самом видном месте. Под стеклом.
Гляжу на перетряхивающую содержимое ящиков Веронику и убеждаюсь, что не зря заглянула в «Топаз».
