Неподалеку две бабушки-торговки затеяли перебранку, не могли поделить клиентов.
– Ты зачем на мое место встала?! – завопила одна, размахивая свёртком с пирожками. – Я тут уже двадцать лет торгую! Все меня знают! А ты кто такая вообще?!
– Мои пирожки свежее! – не сдавалась вторая. – А твои – дрянь из химии!
– Врёшь, старая карга! – отвечала первая. – Это у тебя… тесто с клопами!
Мы неспешно бродили по перрону. Яркие сувениры – магниты, матрёшки, брелоки – пестрели на прилавках, соблазняя туристов.
– Эх, пивка бы сейчас не помешало, – протянул Миша, лукаво поглядывая на меня исподлобья.
– Да ну, у тебя же ещё есть?
– А вдруг не хватит? – его язык слегка заплетался.
– Ну пошли поищем! – спорить я не стал.
– Сколько стоянка-то? – уточнил Миша, щурясь на табло.
– Минут двадцать вроде, – ответил я, услышав эту цифру от таких же подвыпивших пассажиров.
– Вон киоск, пойдём купим! – воодушевился он, подталкивая меня к расклеенному объявлениями ларьку.
Его поблёкшие зелёные стены были покрыты старыми рекламными листовками, а стекло витрины испещрено паутиной трещин. Однако сквозь эту неприглядную оболочку пробивалась яркая вывеска, зазывающая купить холодное пиво. Миша подошёл к окошку, за которым сидела утомлённая продавщица, и громко попросил две бутылки светлого.
Тут, краем уха, я услышал объявление об отправлении. Поезд стоял на третьем пути…
– Миша, это не наш? – дёрнул я его за рукав я, заметив, как друг побледнел и мгновенно протрезвел.
Не теряя ни секунды, мы сорвались с места и бросились обратно, не успев ни пива купить, ни протянутую продавщице тысячную купюру забрать. Она всё ещё неспешно проверяла водяные знаки, когда мы со всех ног летели к вагону.
– Подождите, подождите! – отчаянно кричали мы, надрывая голоса.
К нашему огромному облегчению, проводница услышала нас и придержала дверь. Мы влетели в вагон, взмокшие и взлохмаченные, под удивлённые взгляды пассажиров.
– Ну вы даёте, ребята! Стоянка пять минут, – проводница покачала головой, с укором глядя на нас. – Еле успели, между прочим.
Отдышавшись, мы рухнули на свои места, нервно посмеиваясь. «Вот к чему пьянство приводит!» – подумал я, прикрывая ладонью улыбку.
Поезд тронулся, увозя нас дальше, к приключениям.
Через пару часов поезд затормозил, вагон вздрогнул. Двери открылись, впуская поток свежего воздуха и новых пассажиров в наш герметичный мирок. В соседнее купе, под любопытными взглядами присутствующих, протискивалась семья.
Мать, хрупкая женщина с измождённым лицом и тенями под глазами, едва поспевала за двумя непоседливыми сорванцами. Её каштановые волосы, небрежно стянутые в хвост, выбивались прядями, обрамляя лицо, на котором застыло выражение вечной усталости. Мальчишки, как будто вырвавшиеся на свободу хорьки, с первой же секунды устроили забег по вагону, сметая всё на своём пути.
Глава семейства – громадина с багровой физиономией и пивным животом – тащил за собой гору баулов. Он расталкивал пассажиров, бормоча под нос проклятия. Лысина блестела от пота, а расстёгнутая рубашка открывала взору заросшую грудь.
– М-да, поездочка намечается та ещё, – пронеслось у меня в голове, когда один из сорванцов, с визгом промчавшись мимо, чуть не снёс с лежанки дремавшую на боковушке старушку. Её очки съехали набок, а седые волосы растрепались, придавая ей сходство с растерянной совой.
Дети, игнорируя шиканье и ворчание окружающих, продолжали свой безумный марафон. Они карабкались на верхние полки, ныряли под столы, дёргали пассажиров за рукава. Их звонкий смех и крики разносились по вагону, вызывая у одних улыбки, у других – гримасы раздражения.
