– И вы… продолжаете его дело?
– В каком-то смысле… да. Хотя иногда мне кажется, что я просто… ищу. Что-то важное… ускользающее… сама не знаю что.
Пауза повисла, между нами. Я чувствовал, что за этими словами скрывается целая история.
– Знаете, – неожиданно для себя предложил я, – а может, пересядете?
Поговорить с незнакомой девушкой? Для меня это было сложнее, чем решить уравнение Шрёдингера. Пару дежурных фраз – мой личный рекорд, который я вот-вот собирался побить.
– Спасибо, – улыбнулась Алина и перебралась на боковушку.
Мы сидели лицом к лицу, маленький столик, между нами. Чашка чая, аромат ромашки.
Наша беседа текла легко и непринуждённо. В Алине было что-то неуловимо знакомое. Я поймал себя на мысли, что уже успел изучить каждую чёрточку её лица. Её взгляд, улыбка – всё казалось до боли знакомым.
– Кстати, о книгах… Есть какая-нибудь, которая на вас особенно повлияла? – спросила она.
– Наверное, «Время жить и время умирать» Ремарка. Там есть такие моменты… – Я замялся. – Про ценность жизни, про любовь на фоне войны…
– Понимаю, – кивнула Алина. – А на меня большое впечатление произвели «Письма о добром и прекрасном» Лихачёва.
Мы ещё долго обсуждали книги, плавно переходя от литературы к жизни, мечтам, страхам.
За окном мелькали едва различимые в темноте пейзажи, в вагоне то затихали, то возобновлялись разговоры, а мы всё говорили и говорили. О детских мечтах и взрослых разочарованиях, о красоте природы и городской суете, о сложных отношениях и простоте одиночества.
Мы не замечали бега времени. Мы говорили шёпотом, чтобы не потревожить других пассажиров. Наши руки несколько раз случайно соприкасались, и я чувствовал лёгкую дрожь, пробегающую по телу.
На мгновение между нами воцарилась тишина. Я открыл рот, чтобы предложить обменяться телефонами, но в этот момент Алина посмотрела на часы и встала.
– Спасибо за разговор, – сказала она, улыбаясь. – Мне пора. Моя станция уже скоро.
Я долго не мог уснуть, в голове крутились обрывки нашего разговора, перед глазами стоял её образ: глаза, улыбка, руки…
– Всё, хватит, – я резко открыл глаза, уставившись на верхнюю полку, на которой неряшливо, маркером, был нарисован мужской половой орган. – Что-то ты совсем размяк. Влюбляешься в первую встречную.
Мои слова звучали так, будто я хотел отрезвить себя. Внутренний голос насмехался над моим романтическим настроем.
– Ты что, забыл, как это больно? – шепнул я в темноту. – Когда кому-то доверяешь, а потом всё рушится?..
Чья-то грузная фигура, шатаясь, обрушилась на меня, выдернув из сна. Волна тошнотворного перегара ударила в ноздри.
Пальцы машинально потёрли глаза.
Взгляд метнулся к месту, где ещё несколько часов назад сидела Алина. Пусто.
«Хотя… может, оно и к лучшему».
Собрав пожитки, мы выбрались из поезда. Перрон встретил нас свежестью раннего утра и ослепительным солнцем.
– Ну что, готов к приключениям? – обратился я к Мишке.
Он сонно кивнул, потягиваясь и зевая.
– Слушай, а кто это был? – спросил он, прищуриваясь. – Мне показалось, ты ночью с кем-то разговаривал.
– Ни с кем… тебе показалось. Давай, шевелись. Нас горы ждут.
Станция производила впечатление театральной декорации, забытой после спектакля. Обшарпанное здание вокзала с облупившейся краской и треснувшими стёклами навевало тоску. Несколько скучающих пассажиров на платформе казались актёрами, забывшими свои роли, а редкие поезда – случайными гостями на этой заброшенной сцене.
