Капризна Севера погода.
На свете не везде найдёшь
Места, где веры нет прогнозам,
Туман, переходящий в дождь,
И солнце, жгущее морозом.
Здесь стоит лишь зиме начаться —
Уж от неё не отвязаться:
Проходит март, апрель грядёт,
А снег по-прежнему идёт.
Уже пора начаться грозам,
Но не торопится весна,
И время сковано морозом,
И снежных бурь стоит стена.
Нас крепко держит Норда длань:
Мы ежегодно платим дань,
Терпя в разгар весны, в апреле,
Морозы сильные, метели.
Мы долго с нетерпеньем ждем,
Когда подует ветер южный,
Но валит снег, такой ненужный,
Его все больше с каждым днем…
Недоуменье возрастает…
Но снег давно уже не тот:
Хоть он по-прежнему идёт,
Но в тот же день бесследно тает.
2
Так в ожидании весны
Сидел Роман – вновь без работы.
Задачи снова неясны,
И скулы сводит от зевоты.
К нему вернулось опасенье,
Что за малейшее движенье
Его Арапов обвинит
В том, что от дела он бежит.
Его, как прежде, удручало,
Что слово редкое звучало,
И каждый был сам по себе,
В работе тяжкой, как в борьбе,
Себя нещадно истязая:
Савчук, задумчиво склонясь
И головы не поднимая;
Стучал усердно, не ленясь,
По старенькой клавиатуре
Жидков который день подряд,
К черновикам, как к партитуре,
Переводя суровый взгляд.
Роман чуть позже уловил,
Что фон рабочий изменился
С тех пор, как к ним переселился
Инструментальный коллектив.
Он, сожалея, что напрасно
Ввязался в этот технадзор,
Стал различать довольно ясно
Двух голосов негромкий хор.
Но от компании из тех,
Кто был работою измучен,
Стоял особняком Онучин.
Он был общительнее всех
И разговоры о футболе
Сам без стесненья начинал:
Кто, с кем, когда и как сыграл,
Об игроках, забитом голе.
Забыв про тяжкий свой обет,
Все в этот разговор включались,
Помолодев на много лет,
Они шутили и смеялись.
Всё это было бы нормально
(Работа есть – гляди орлом!),
Когда бы не вздыхал печально
Савчук за письменным столом
И из груди Жидкова крепкой
Не вырывался тихий стон.
Любой из них был незаметной
Стеной молчанья окружён.
3
Роман уверен был: пройдёт
Два месяца или чуть больше —
Стена молчанья станет тоньше,
И напряжение спадёт.
«Застолье – вот что нам поможет, —
С надеждой размышлял Борей, —
И стену эту уничтожит.
Эх, был бы праздник поскорей!
Ещё ни разу в жизни этой
Рецепт сближенья не подвёл,
Каких людей – простых, известных —
Со мной он не однажды свёл!
И знал людей любой из нас,
За стол садящихся врагами,
Но расстающихся друзьями,
Пусть даже на короткий час.
Известно: пьянство – это грех!
Но водка свойством обладает —
Она уравнивает всех,
И каждый пьющий это знает.
И напряженье в коллективе —
Его я чувствую нутром! —
Должно исчезнуть в перспективе.
Пройдёт наш комнатный синдром.
Есть уважительный предлог —
Грядёт День Армии и Флота.
Эх, если бы я только мог
Всех из застойного болота
Увлечь, чтоб вместе ощутить
Все преимущества общенья!
И я готов… Но есть сомненья:
Кто первый должен предложить
Организацию попойки
(Ведь смысл именно такой!)?
А может, в годы Перестройки
Мутировал наш ген мужской?
Нет, мне нельзя! Я здесь недавно…
Себя пока не проявил…
Савчук? Работает исправно,
И на заводе старожил.
Да и Жидков в авторитете:
Завален кучей важных дел —
Замолвить слово о банкете
И он бы мог… Когда б хотел…
Нет, эти явно не хотят,
Смирились с вялым самотёком,
И от меня отводят взгляд,
Когда смотрю на них с намёком.
Их, может, парализовал
Амелькина пример порочный?
Все помнят, как ему давал
Онучин свой эпитет точный!»
4
Но наступило, снег стеля,
Двадцать второе февраля,
