– Саша! Саша!!! Я помню, как меня зовут! Меня зовут Женя, да?! Я помню, где мы живём и сколько мне лет! Саша, – вдруг погрустнела всё вспомнившая родильница Евгения Петренко, – я вчера попросила тебя купить мне тортик. А ты сказал, что очень устал и не будешь никуда заезжать, потому что пробки и припарковаться негде и… И я очень обиделась и ушла из дому!
– Идиотка! – плакал Петренко А.В., обнимая жену. – Я куплю тебе тортик! Я куплю тебе тысячу тортиков! Я куплю тебе все тортики в этом городе!!! Доктор, доктор, ей можно тортик?!
– Да хоть дюжину. В том числе в клизме! Берите кремовый. Без орехов. Ещё рекомендую разыскать водителя автобуса и вознаградить его. Желательно – материально! Номер маршрута и приметы уточните у санитарки Борисовны из вчерашней смены приёмного – у неё такая крепкая память на подобные детали, что любой опер от зависти протокол съест, – улыбнулась Татьяна Георгиевна. – К вашей жене сегодня придёт психиатр. Привезите ей паспорт, обменную карту и вещи. И зайдите в детское отделение, спросите неонатолога о детях.
– С ними всё в порядке?!
– Я – акушер-гинеколог. Поэтому я вам говорю: «Зайдите в детское…»!
– Доктор, что я пережил этой ночью!..
– К психиатру!
В три часа дня к Татьяне Георгиевне снова заглянула молоденькая Светлана Борисовна. Она была немного смущена.
– Что ещё у тебя?
– У Пыжиковой психиатр был. Она нормальная… «Нежной» и «сладкой» оказалась «сы́ночка»…
– Сыночек – он, сы́ночка – она. Всё в порядке. Ты довольна?
– Да. А безымянная, та, что оказалась Петренко, на вас пожаловалась. Психиатру. Сказала, что вы с акушеркой – ненормальные. Называли её плаценту сытной и нажористой. И надо бы ещё проверить, что вы с теми плацентами делаете.
– Я в курсе. Она уже и ментам нажаловалась, мерзавка.
– И что менты?
– Рецепт «нажористого» борща с плацентой попросили… А что психиатр сказал по поводу Петренко?
– Написал ей в истории родов «реактивный психоз под вопросом». Назначил консультацию и наблюдение у психиатра после выписки. Вы будете сегодня делать обход?
– Разумеется!
В восемь часов вечера, когда Татьяна Георгиевна уже собиралась домой, к ней в кабинет влетела старшая акушерка отделения:
– Таня! Белобрысый интерн с ума сошёл! Присутствовал на позднем аборте. Плод пискнул, он его у акушерки вырвал и убежал с ним в подвал. Заперся в раздевалке. Нам не открывает. Иди!
– Думаешь, мне откроет? Хотя… если предложить ему на мне жениться и усыновить мёртвый плод, может, и сработает!
– Тань. У тебя всё в порядке?
– Абсолютно. Я сошла с ума, выбирая себе профессию. А поскольку это было давно, то уже не считается. Пойдём выходить замуж за полоумного интерна. Как его зовут-то хоть?
– Серёженькой… Сергеем Ивановичем, – тут же поправилась акушерка.
– Ну ладно, Серёженька, так Серёженька, – вздохнула заведующая обсервацией и отправилась в подвал.
– Знаешь, я сразу заметила, что этот Сергей Иванович не от мира сего! Со всеми беременными по полчаса сидит, каждое шевеление обсуждает, на их языке разговаривает, как будто сам беременный. «Шевеленьице», «выделеньица», «пульсик», «давленьице», сколько «попикали», как утречком «пузожитель» себя чувствовал, как «сердечко», покажите «животик», когда «мазочек» сдали… Тошнотики, короче! Сюсюкает, как будто он не в родильном доме, а в яслях. С послеродовыми сидит, деткам в распашонках умиляется, складочки на чепчиках расправляет, мам про «писи» и «сиси» расспрашивает, – докладывала Татьяне Георгиевне по дороге в подвал старшая акушерка отделения обсервации Маргарита Андреевна.
