Родная - страница 4



– Вставай! Я кому говорю?

– Мама? – спросонья Оля мало что понимала. – Ты пришла? Что случилось?

– Это ты мыла мою кружку сегодня? – спросила Лариса Петровна, будто были другие варианты.

– Да… Я.., – запиналась девочка, понимая уже, что где-то она провинилась.

– Ты куда её поставила?

– В.. в… Шкаф.

– Я тебя ещё раз спрашиваю, ты, куда её поставила, бестолочь?! – мама с силой рванула ребенка за шиворот пижамы, стащила с кровати и приволокла на кухню.

– Куда? Куда ты её поставила? – как паршивого щенка, который нашкодил, она подняла ее и тыкала ребенка вглубь шкафа, трясла, выбивая душу, мама.

– Вот сюда! – Оля указала на то место, куда смогла дотянуться.

– А зачем сюда, если она всегда стояла тут, – продолжала кричать мать, указывая на место, чуть левее и выше положенного.

– Я туда не достаю! – всхлипнула Оля.

– Ах, не достаю! Вот тогда и не трогай мои вещи!

Оля не понимала, в чем она была виновата, всё, что могла сделать в ответ – лишь защищать себя, закрываясь руками. Но Лариса Петровна умела заставить почувствовать себя никчемной.

Годами позже, у психотерапевта, рассказывая эту историю, Оля скажет, что она чувствовала себя униженной. Она не знала, как себя вести, чтобы не расстраивать маму. А мама расстраивалась и кричала почти по каждому поводу, и если крик, как эмоция становился понятнее девочке, то полное игнорирование – нет.

Второй класс. Задали учить таблицу умножения. Цифры не давались Оле, она постоянно об них спотыкалась.

– Дважды один – два, дважды два – четыре, дважды три – восемь. Ой, шесть.

– Дебилка! Так трудно понять, что все последующие цифры увеличиваются в два раза?! – Лариса Петровна отвесила подзатыльник. – Чего глаза вытаращила на меня? Учи! Тупица! Не сядешь жрать, пока всё не выучишь!

– Ну, мамааа. Я не смогу за один день, я не понимаю, – со слезами отвечала девочка.

– Захочешь жрать, выучишь! Папашкино отродье! Ненавижу тебя, тупоголовая, – мать схватила дочь за волосы, намотала косу на руку и силой, как приблудную животину, стала тыкать в учебник по математике.

– Учи, мразь! Учи! Пока тебя не убила!

Затем мама могла спокойно расхаживать по квартире и делать вид, что дочери не существует.

– Мама, проверь меня, я всё выучила! – выла Оля.

– Нет у тебя матери! Отстань!

– Мамоочкааа, пожалуйста, послушай меняяя, я хочу рассказать, я всё выучила, честно.

Но женщина спокойно занималась домашними делами, игнорируя мольбы дочери.

«У меня не было ощущения, что я ей нужна. Она почти всегда была занята. Я была неким приложением её жизни. Нет, были и хорошие моменты. Они выглядели показными, на публику. Когда она меня игнорировала, я не понимала из-за чего, просто догадывалась, что опять сделала что-то не то. Что-то, выходящее за рамки её идеального воспитания. Это сразу становилось понятно по надменному взгляду и напряженным губам. Я знала, она опять сердится. Мне тогда хотелось сказать: «Мама, я не твои учебные алгоритмы, я другая, я живой человек, я – твой ребенок!»

Глава 3.

Всегда ли её мама была такой? Нет. Конечно, своё раннее детство Оля помнила плохо, приятные воспоминания стираются, на всю жизнь остаются только травмирующие события.

Вот Оле 3 годика, она на утреннике снежинка, её первая роль, первый стишок для группы. Разговаривать девочка начала рано, память была отличная, она выучила стих за два дня. Учила с бабушкой и папой, мама тогда только вышла на работу из декрета, и сама готовила новогодний утренник со своими учениками. Ей было будто не интересно, чем занята дочь, Лариса Петровна даже недовольно высказалась в адрес руководства сада, что заставляют так рано детей учить стихи, забивая голову лишней информацией. На тот утренник разрешили приходить только родителям, желательно в новогодних масках, чтобы дети не отвлекались и не тянулись к взрослым. Мама это мероприятие проигнорировала, ждала комиссию из РОНО, предпочла чужих детей и работу. Папа тоже не смог, у него в институте начинались экзамены, и он обязан был присутствовать на каждом. Привела на утренник Олю бабушка, надела белое платье с волнами, похожее на облачко, расшитое камнями и бисером. Подкрасила щеки внучке своими румянами, выделила губки гигиенической помадой, налепила блесток на волосы. Корону соорудили из проволоки и серебристой мишуры.