Дядя Андрей, теперь уже отчим, подрабатывал после работы, мама была вся в школьных заботах, она пропустила взросление дочери и изменения интересов. Деньги в семье стали появляться большие, родители сменили панельную многоэтажку на кирпичную пятиэтажку, обновили машину, даже пару раз съездили на море всей семьей. Но Оле нужна была мама. Из-за того, что её родительница – директор, в классе девочку не переваривали, считали ябедой. Дружила Оля только с Веркой Козадоевой. Училась хорошо, но со временем успеваемость скатилась, многие учителя закрывали глаза на не сделанные вовремя уроки, а классный руководитель старалась не делать замечаний по поводу внешнего вида подростка. Оля тогда протестовала против школьной системы, вместо формы носила модные джинсы-трубочки, и яркий кардиган цвета фуксии поверх белоснежной футболки, туфлям предпочитала кроссовки, отчим купил их за границей для своей падчерицы. Однажды, классный руководитель не выдержала и пожаловалась директору на её дочь. На уроках девочка скучала, а внешний вид портил всю внеклассную работу педагогов с подростками. Дети шептались: «Почему ей можно так ходить, а нам нельзя?» Так и темную могли устроить. Эта жалоба огорчила Ларису Петровну и привела к необратимым последствиям.
Тем же вечером, мать пришла с работы пораньше, до прихода Андрея. Он часто защищал Олю, а Лариса Петровна не шла против воли нового мужа. Всё-таки он моложе, привлекательный, не дай Бог уйдет.
– Ты почему позоришь свою мать? – прямо с порога начала свою тираду Лариса Петровна.
– И чем же я тебя позорю? Тем, что твоя дочь? – огрызнулась Оля.
Мама явно не ожидала такой дерзости и отвесила дочери смачную оплеуху.
– Как ты смеешь так со мной разговаривать, бестолочь?! Что за внешний вид у тебя в школе? Новые вещи показываешь? Хвастаешься, что у тебя есть деньги? Так они не твои, они честно заработанные нами! Или ты хочешь, чтобы меня заподозрили в краже денег, выделяемых на школу? Ты этого хочешь? Чтобы твою мать посадили? Отвечай!
Такого поворота событий девочка не ожидала. Она любила свою маму и не хотела расстраивать, а тем более, чтобы она села в тюрьму. Лариса Петровна тем временем вошла в раж, сама себя подогревала и никого не слышала. Слова больно ранили неокрепшую психику дочери, унижали, вбивали в пол с каждым криком. Для мамы было важно, чтобы Оля была умницей и отличницей, активисткой и примером для других – этакий породистый щенок с медалями, которыми можно гордиться перед коллегами, родственниками и соседями.
– Я посвятила тебе всю свою жизнь после смерти отца! Такая твоя благодарность? Ты почему не учишь уроки? Хочешь дворником пойти работать? Мести дворы много ума не надо! Или сразу на панель?
Оля не понимала тогда, что такое панель, но из уст матери это звучало угрожающе. Лариса Петровна сорвалась на неё с яростью, выплеснув обиды и страхи. Продолжая кричать:
– Тебе что, ходить в школу не в чем? Мы форму кому покупали? Или тебе все равно, не тобой же заработаны деньги? Чего молчишь? Глаза вылупила? Отвечай мне!
Оле нечего было ответить, она уже тогда понимала настроение мамы и всегда подстраивалась, знала, когда промолчать. Та проорется и успокоится, снова станет адекватной. Но почему-то сегодня этот прием не сработал. Не дождавшись внятного ответа от дочери, Лариса Петровна с силой отвесила подзатыльник и ушла в комнату девочки. Взяла с полки ножницы и порезала в клочья, недавно купленные джинсы, которые так шли Оле. Слезы градом полились у 10-тилетней девочки, она пыталась вырвать вещь, причитала: «Мамочка, пожалуйста, не надо! Мамочка, прекрати! Я больше так не буду! Мамочка, ну, не надо, прошу!» Но женщина не слышала этих криков, словно находилась в неком яростном трансе и явно наслаждалась процессом. Разрезав последние клочки, мать кинула ножницы в сторону, допинала остатки джинсов на кухню и приказала дочери всё это убрать к приходу Андрея.
