Обе могилки находились рядом, в самом начале аллеи, и Ася понимала, как замечательно здесь будет весной, как зашумят летом деревья, зашелестят зеленой листвой. Асенька знала: Ната это место бы одобрила. Природу она любила и чутко отзывалась на все ее проявления. Была еще одна история, разделяющая сестер. Мама к природе относилась двойственно: с одной стороны, восхищалась свежестью утра, шла по делам с удовольствием, с другой стороны, считала природу второстепенной, неглавной, надстройкой над житейским, на котором и зиждилось все главное, основное. Она предпочитала вкусную, комфортную и безбедную жизнь – неужто это плохо? Ведь она не притворялась, не играла роль той, кем не являлась на самом деле.
Шестидесятилетняя тетя смотрела с фотографии знакомым Асе взглядом, она была в расцвете своих зрелых лет. Еще не маленькая хрупкая старушка с белым растрепанным пухом на голове и с очками на переносице, а уверенная, спокойная женщина, с оптимизмом смотрящая в будущее, недавно ставшая бабушкой. Так случилось, что более поздней фотографии в семье не нашлось. Муж ее шел рядом – тех же лет, молчаливый, сдержанный, человек с непроницаемым лицом, занимающий важный и ответственный пост. Кто-то говорил, что супруги были прекрасной парой в молодости, а потом Ната съежилась, уменьшилась рядом с набирающим вес Колей, но любовь ее меньше не стала: к мужу она всегда относилась с большим почтением, уважением и благодарностью, а их совместные годы считались самыми счастливыми в ее жизни.
По дороге домой разговорились. Асю немного смутила поспешность, с которой брат созывал их в машину, и она поначалу надулась. Брат сентиментальным никогда особенно не был, но рана еще кровоточила, болела, собравшиеся на кладбище люди вполголоса о чем-то говорили, вспоминали, делились своими воспоминаниями. Ася украдкой вытирала слезы, понимая, что брат эту чувствительность не одобряет, а он торопил их домой: «Ну все, все… Поехали… Хватит!». Может быть, он боялся дать волю своим чувствам или не хотел слышать других – этого Ася не поняла, и в машине, оказавшись с ним рядом, уставилась в окно, совершенно не замечая бегущие мимо улицы, и замкнулась в себе.
Ей хотелось побыть с Натой наедине или просто помолчать, вспомнив все те прекрасные моменты, которые они пережили вместе. Соседство дяди ее не смущало. Чтобы не обидеть, она принесла ему тоже несколько роз. Он никогда по-настоящему не был ей близок. Строгий, закрытый, погруженный в себя, он отличался немногословностью, носил серые костюмы и, как и его рубашки, был всегда застегнутым на все пуговицы. Маленькая Ася его немного побаивалась. Но случались такие моменты, когда он раскрывался, распахивал свои объятия, и тогда уже можно было беззастенчиво пользоваться его добротой. Случай с «Кафе матери и ребенка» Ася сама помнила плохо, но вторая часть прогулки произвела на нее гораздо большее впечатление. После кафе дядя обещал показать ей детскую железную дорогу. Это был не какой-то обычный парк с аттракционами, а самая настоящая железная дорога. Она укрывалась от посторонних взглядов в глубине тенистого парка, в густой кроне деревьев, и Ася прекрасно помнила, как махала рукой дяде, как держала в руках мягкую сахарную вату, как искала в кармане носовой платочек, боясь испачкать воскресный наряд. Это был незабываемый день! По дороге домой они освобождали каштаны, устилающие дорожки, из колючей зеленой скорлупы одним нажимом ступни. Справлялась даже маленькая ножка Аси, а потом она любовалась их гладкой, будто отполированной поверхностью, и очень радовалась тому, что иногда в скорлупе прятались близнецы, тесно прижавшиеся друг другу. Две половинки одного целого. Как родные братья или сестры.
