Родные узы - страница 45



Эмме было абсолютно ясно, что Ире больше всего хотелось выговориться. Такая собеседница, не обремененная, на ее взгляд, трудностями и перипетиями личной неустроенной жизни, являлась для нее идеальной. Эмме же было интересно на время освободиться от повседневной жизни и нерешенных важных – или не очень – проблем и заглянуть внутрь творческого человека. Она смотрела на Ирину вдумчиво, где-то даже восхищенно и немного удивлялась, что эта женщина выбрала для откровений именно ее. Неужели она заслуживала? История из детства, воспоминания о родном человеке, тоже интересном и творческом, отзывалась приятным теплом в ее душе и делала Ирину в некотором смысле родным человеком тоже. Все охотники и рыбаки – своего рода братья. Все моряки – звенья одной цепи. Все творческие люди – в некотором смысле одного поля ягоды.

Иринины увлечения живописью начались в раннем детстве. Ее долгое время бросало со стороны в сторону, в поисках себя. Она танцевала, мечтала стать ветеринаром, парикмахером, журналистом, пока в классе седьмом не получила в подарок от какой-то дальней родни старый этюдник. Вот с него-то и началось ее увлечение, которое переросло в будущую профессию и стало смыслом ее жизни.

Родителей возмущало то, что она по ночам выстраивает какие-то композиции из фруктов и вазочек на кухне, засиживается допоздна, комкает и бросает бумагу, шумит и сердится, а утром с трудом встает в школу. Ира тоже сердилась в ответ: я же вас не трогаю, спите спокойно! Все было распределено поровну. Одна комната – родительская, вторая – их с сестрой, а вот кухня, кухня-то – общая!.. Так с боем и закончила школу. Отстояла, отвоевала право на свой выбор. Только сестра всегда была на ее стороне, она – единственная ее поддержка и опора. У тебя есть сестра, Эмма? Нет? Ты многое потеряла в жизни!

Честно говоря, бунтарское детство плохо вязалось с тем, что Эмма сейчас видела перед собой. И Ира, и ее дочка являлись для нее тихой заводью, сонным женским царством, где царит умиротворение и гармония, устремленность в себя и свой внутренний мир. Ирина доказывала своим рассказом обратное: в юности она была вредным и упрямым подростком, да и сейчас она не согласится с тем, что считает неправильным. Никакой покладистости и жертвенности, даже во имя дочери. Она не собиралась лишать ее отца, но внутренне уже была готова принять важное для себя решение.

За этой женственностью, за мягкостью, окутанной в льняные платья и пушистые палантины, скрывалась твердая сердцевина, готовая проявиться, как только начнут попирать ее права и мешать осуществлению ее собственных желаний. Никаких сомнений и долгих мучительных размышлений в Ирине, как оказалось, не было. Эмме не хотелось бы проявлять настойчивость, но день ото дня, вернее, вечер от вечера, картина жизни ее новой приятельницы раскрывалась все более ясно и подробно. Так утром проявляется на сером небосклоне солнце после длительных и обильных дождей. Оно вначале показывается тоненькой золотой каемкой, потом просовывает одну руку за другой, а через какие-нибудь полчаса выкатывается ослепительным золотым шаром, правильным, идеальным и совершенным. Это смешение красок, серо-свинцового и желто-золотистого, потрясает своей красотой тех, кто не поленился проснуться пораньше и не пропустил этот увлекательный спектакль.

Эмма не могла бы сказать, что история жизни, услышанная ею, была столь уж совершенна и удивительна. Скорее Ирина все дальше уходила от образа чеховской героини, который женщина так успешно нарисовала себе в первый день знакомства. Той самой, что кутается в теплую шаль и пьет чай из самовара на веранде, держа в руках книгу или полученное из столицы письмо. Рядом толкутся люди, дальняя и близкая родня, уже в который раз ставится самовар, подается к столу свежий хлеб и варенье из собственного сада, а она все не может оторваться от увлекательного чтения, вырваться в реальную жизнь из затянувшей ее истории. Новая приятельница Эммы, оказывается, походила на вымышленную героиню лишь только своей полной погруженностью в мир, существующий только для нее.