Родом из детства - страница 15

И отвечал себе: я не хочу рисковать.

Беспричинный страх означает, что моя нервная система расшатана. Разум уже не в силах успокоить убедительно и логично мою затравленную душу в том, что всё в полном порядке и опасаться нечего, потому что он – разум – отравлен алкоголем. Я никуда не пойду.

Прекрати! Твою тревогу снимет как рукой, лишь только ты немножко выпьешь.

Я не хочу больше пить. Я устал.

Ничего подобного, ты можешь. Ты крепок и силён. Я в тебя верю, крепыш!

Но я хочу спать!

Отставить спать! Это преступная и подлая мысль. На морозе людей клонит в сон… Засыпая, они чувствуют тепло, но это смерть… Ты ведь не хочешь умереть?

Мне уже всё равно, я устал…

Не хочешь пить – не пей. Но сходи и купи, чтоб было. После чего можешь спокойно уснуть. Зато когда ты проснёшься, твоё состояние будет очень хреновым и ты подлечишься. И вспомнишь меня добрым словом.

Хорошо, сказал я себе. Придётся идти. Сначала Седой, теперь я… А за мной идти уже будет некому. Я уйду и не вернусь вслед за товарищем, но если я о нём помню, то обо мне вспомнить будет некому, потому как никто не знает о том, что я собираюсь уйти.

Наверное, поэтому я послал короткую смску одной моей… близкой знакомой… Бывшей близкой знакомой. Я написал ей: «Марина, я иду за Седым и за водкой, хотя у него от неё изжога».

Отчетливо помню, как я отправлял смску… Как отправлял – помню, а вот как я у Марины очутился в квартире – не помню совершенно.

Предполагаю, что, наклюкавшись в хлам, я включил автопилот и тот привёл меня по забытому маршруту на старый аэродром.

Заявиться к бывшей, с которой с таким трудом расстался этим летом, и заявиться в таком разобранном состоянии – хуже придумать было нельзя.

Мы встречались с ней пару лет и даже какое-то время вместе жили, но я никогда её не любил. Скажу больше, я даже сомневался в том, что она любит меня, хотя Марина неустанно и навязчиво доказывала мне свою любовь.

Мы расстались, лишь только Марина захотела официально оформить наши отношения. С тех пор я ни разу не пожалел о разрыве. Но вот очутился у неё… Вероятно, по пьяни мне захотелось любви и ласки…

Смутно помню, что я был выкупан и чуть ли не насильно накормлен куриным бульоном.

К утру я отрезвел, и наступило похмелье. Очень тяжёлое похмелье.

Меня разбудил телефонный звонок.

Я с большой неохотой приоткрыл глаза. Понял, где нахожусь. Пронзительные прерывистые звонки настойчиво продолжали насиловать мой слух.

Со стоном я потянулся к трубке.

Тихий голос Марины был полон нежности и сострадания.

– Здравствуй, милый. Как ты себя чувствуешь?

– Нормально, – прохрипел я, хотя чувствовал себя хреново. – Ты где?

– Я на работе.

– Когда вернёшься?

– Завтра вечером.

– Что?!

– Мы же договорились. Ты сам просил помочь тебе.

– Что это значит?

– Ты просил запереть тебя на двое суток. Чтоб ты перестал пить.

Моё сердце бешено заколотилось.

– Хочешь сказать, что я не могу отсюда выйти?!

– Ты именно этого хотел.

– Да я же сдохну здесь, дурра!

– Перестань, всё будет хорошо…

– Да ты понимаешь своими куриными мозгами, что нельзя так резко прекращать пить?!

– Не кричи на меня…

Я принялся лихорадочно соображать.

– Запасные ключи в доме есть?

– Я их забрала… Всё сделала, как ты просил…

Пришлось сменить гнев на милость и дипломатично перейти на просительный жалобный тон.

– Ну хорошо… Ты могла бы сразу после работы приехать домой? А ещё лучше – отпросись пораньше, пожалуйста…