Светила луна (может, и нет) … Через какое-то короткое время я обнаружил себя лежащим прямо посередине проезжей части уже упоминавшейся Карловской улицы, рядом никого, только шапки-ушанки друзей вокруг. Для понимания – автомобильного и пешеходного движения тогда там не было никакого, глухая такая улочка, этакий «Тупик коммунизма». Собравши эти самые шапки ваш рассказчик побрел куда глаза глядят, обильно поливая всё вокруг своей молодой кровушкой и периодически теряя ориентацию в пространстве.
Вскоре во дворах я встретил своих слегка потрепанных одноклассников, которые мне необыкновенно обрадовались, не столько даже мне, сколько своим шапкам. А на мой вопрос, чего это они меня бросили на поле боя – ответили, что, дескать, специально отвлекали огонь на себя, а сейчас как раз собирают братву для реванша, так что скоро всем этим козлам наступит просто полный пи… ц, нах… Участвовать в планировавшейся победе я на всякий случай отказался и с тем отбыл.
Когда я появился дома, мама принялась рыдать, а папа, выяснив обстоятельства, схватил меня за шиворот и потащил в отделение милиции и в травмпункт, причем именно в такой последовательности: сначала в милицию писать заявление, а потом к врачу смотреть, что там и как.
«Перелом без смещения» и освобождение от школы на неделю, а так же огромный баклажан вместо носа и многоцветные синяки под обоими глазами. Зато физические страдания были с лихвой компенсированы всенародной любовью. За несколько дней, что я сидел дома, у меня перебывал весь класс, и парни и девицы, причем, каждый посетитель, войдя первым делом ржал до икоты, а потом уж интересовался моим здоровьем.
Случались и накладки. Однажды пришли уже известные вам Ира и Жанна, я их принялся развлекать, угощать и поить чаем, а тут, откуда ни возьмись, подтянулись другие сестры милосердия из одноклассниц – Наташа, вроде бы Татьяна и кто—то ещё. Наташу помню точно, поскольку с её стороны в те годы замечал интерес к моей персоне и суляще-многозначительные взгляды в качестве приложения. С ней я тоже вроде бы целовался, но так… без энтузиазма. Тут я её видел лет десять назад – всё у нее хорошо и выглядит прекрасно. Мне бы так, но, вернёмся…
Надо сказать, эти две компании были вообще не очень-то дружны, а тут я ещё. Короче говоря, рассадив их по комнатам, я начал метаться между со всякими пряниками и конфетами, матерясь про себя и думая, когда же они все наконец свалят. Кто из них не выдержал первым – не помню, но дверью и те и другие девушки хлопнули от души.
Ну и все, кто бывал у меня, естественно, были вынуждены слушать наши записи, кто-то даже переписывал их себе, так что наша аудитория множилась.
А вскоре мы дали первый концерт для одноклассников в кабинете химии, который состоялся во многом благодаря участию нашей классной. Валентина Александровна, замечательная женщина преподавала как раз этот предмет. Ей тогда было под 50, но нам было необыкновенно легко с ней общаться. На праздники мы классом бывали у неё дома, разговаривали обо всем, пели песни. Там позволялось даже немного выпить – она прекрасно понимала, что раз мы всё равно это делаем, то уж лучше под её контролем. С ней мы ездили в Таллин, на «лыжных стрелах», ещё куда-то. А, кроме того, она знала про всех всё – кто с кем, что делал, где, когда и почему. Её агентурная сеть работала безотказно, и кто были эти добровольные помощники так никто и не узнал. Да и зачем? Ничего про неё давно не слышал. Мы с Игорем всё собирались-собирались её навестить как-нибудь, да так за эти годы и не собрались… Плохо.
