– Елки! Что же ты молчал?!
– А зачем, по-твоему я уезжал? Она очень плохо переносила последний месяц. Вот я и увез ее к матери. Потом – роды. Потом – надо было хоть немного помочь…
– Как назвал?
– Ленка назвала Настасьей.
– "Ленка назвала", – передразнил он. – Ладно уж, не темни, я прекрасно знаю, что у вас с Настей было до твоей женитьбы. Мне-то на все это наплевать, а вот ей будет приятно, что ты так назвал дочку. Тут он взял меня за запястье и глянул на часы:
– Слушай, мы с тобой заболтались, а через минуту я должен быть на сцене. Я подумаю над тем, что ты мне сказал. Может быть, ты прав, я действительно раскис. – Он явно оклемался. – После поговорим.
– Нет, я больше не собираюсь разговаривать на эту тему. Все ясно, по-моему. Ты должен взять себя в руки и вылезти из дерьма, в которое вляпался. Так что – давай. И передай Насте, что я зайду на днях – на чашечку кофе. Ром торопливо напяливал идиотский прикид, в котором работает второе отделение – сплошные кожа и железо.
– Слушай, – обратился я к нему напоследок, – я еще с Тошей хочу побеседовать. Ты хоть скажи, какую дрянь он тебе подсовывает?
– Героин, – бросил Ром, торопливо выметаясь из гримерки, – самого отменного качества.
Я обрабатывал очередной материал – репортаж с этого самого концерта «Дребезгов» в зале «России», когда в пятнадцать минут первого зазвонил телефон. Я не удивился: мне могут звонить и в три, и в четыре утра – стиль жизни. В трубке я услышал незнакомый женский голос:
– Алло, кто это?
– А кто вам нужен? – стандартно ответил я вопросом на вопрос.
– Слава богу, это ты, Коля. Только теперь я ее узнал. Но что у нее с голосом?
– Что с тобой, Настя?
Секунду в трубке были слышны только потрескивания. И вдруг – плач. Навзрыд. Я слегка опешил:
– Да что с тобой? Эй, ты что-то вспомнила, или Ром что-то натворил?
Только не нужно плакать. Успокойся.
Но она продолжала, и я начал злиться:
– Да хватит тебе реветь! Ответь, наконец, в чем дело?!
– Он… он умер. Я вздохнул облегченно. Истеричка. Так я и думал, что она ляпнет что-нибудь вроде этого. Что она, что Ром: два сапога – пара. Я, правда, их обоих люблю, но порой они все-таки достают меня. И я стал говорить с ней, как говорят с капризным ребенком:
– Ну, что ты, Настя. Это – временный упадок. Мы только сегодня толковали об этом. Это пройдет. Он, как всегда, делает из мухи слона; да и ты…
– Что ты мелешь, Крот? Он лежит мертвый – в ванной. Некий невидимка вылил мне за шиворот ковш липкой ледяной жидкости. В трубке снова послышались частые приглушенные всхлипывания.
– Подожди, Настя, я сейчас буду. А ты постарайся сделать что-нибудь: проверь пульс, сердце, вызови "скорую"…
– Уже вызвала. Сейчас иду встречать – на улицу. Если ты приедешь после них, я все равно буду у входа. Я не смогу быть в квартире одна.
– Жди! – крикнул я в трубку и кинулся вниз. У меня было такое ощущение, будто кто-то показывает мне страшный, до нелепости, фильм с моим участием. Поехала крыша: я словно видел себя со стороны. Как я, уже сидя в "Жигулях", бестолково тычу ключом зажигания вокруг отверстия и шепотом матерюсь от собственной неловкости. Как выезжаю на темный, с отличным названием – "Лялин", переулок… Очнулся я, миновав уже больше половины пути. Оказалось, что я километров под девяносто несусь по темному мокрому Новодмитровскому. Чуть сбавил скорость: не хватало только еще одного покойника. Но что произошло? Несчастный случай? Самоубийство? Скорее – первое; если я правильно понял Костю, то оставил я Романа не в самом паршивом настроении, какое у него бывало в последнее время. Я уже подъезжал к месту: вот магазин "Аленка", вот ворота во двор павловского психоцентра, вот – контора "Машинописные работы на дому"… И тут, возле самого дома, навстречу мне вывернула машина "скорой помощи". Улица была совсем пустой, так что вряд ли это было совпадением. На мгновение поравнявшись, в большом, в полкабины, окне я мельком увидел водителя и врача. "Вот и развязка", – пронеслось в мозгу, и машины разминулись. Настя, как и обещала, ждала меня на улице. Она промокла до нитки, но, несмотря на мои уговоры, не захотела возвращаться в дом, тем более, что ждать больше некого: Рома, как я и предвидел уже увезли. Мне ничего другого не оставалось, как посадить ее в машину рядом с собой. Теперь мы неторопливо двигались по ночной Москве, и Настя рассказывала мне, как все произошло:
