Девушки Чащину не понравились. Коренастенькие фигуры, простоватые лица, волосы так себе – он успел представить их другими. Да к тому же должны прийти только после десяти вечера.
– У меня завтра работа, – вздохнул Чащин, – выспаться надо.
– Успеешь. Давай. – Макс хлопнул его по спине. – Оторвёшься, гарантирую! Я ж говорю – они перед камерой офигеть как прутся. Без презика даже согласны.
– Хм! Ещё заразиться не хватало…
– Ну, как хочешь. Можешь просто тогда поглядеть… Щас покемарим, в себя придём, а там и тёлочки…
Чащин посмотрел на часы. Начало седьмого. Несильно, но плотно давило пивное опьянение – голова почти ясная, а тело отяжелело, мышцы расслабились. Даже в туалет идти было лень.
– Ладно, Макс, выключай. Надоело. Давай поговорим. – Чащин с некоторым усилием глотнул из бутылки; пиво уже не лезло. – Сегодня сон такой приснился, вроде и хороший, а вспоминаю, и мурашки…
– Что за сон-то? – Макс перестал шелестеть клавишами.
Стараясь не пропустить ничего важного, Чащин рассказал.
– Да, – Макс покачал головой, – а они умерли?
– Давно.
– Хреново, значит. Хотя… Они же тебя не приняли.
– В смысле? – От «приняли» Чащину снова сделалось жутко.
– Отправили обратно сюда. Не оставили… А блины… ты про блины говорил… это хреновый знак, когда блины снятся. Что-то, наверно, случится, Дэн… И печь топить.
– Ладно, не пугай. Хорош.
– Ты сонник купи, посмотри, чего опасаться.
– Ну всё… Главное, что ощущение такое странное – что мне там хорошо было очень… Прямо счастье испытал.
Макс усмехнулся:
– Многие говорят, что на том свете лучше.
– Э, кончай!
– Да ладно. – Макс протянул бутылку, предлагая чокнуться. – Мне, когда я в Крестах парился, столько всего наснилось. Каждую ночь. Но, видишь, жив, здоров, даже на зоне не пришлось чалиться… Просто домой хочешь, вот и увидел, что ты там… Ты же давно там не был? Съезди, погляди, как, чего… Сколько там времени? – Вспомнив что-то, Макс глянул в экран монитора. – Без пятнадцати семь. Давай, Дэн, соглашайся на тёлок. Чего? Покемарим счас, в себя придём, а там – оторвёмся.
– Нет, поеду, наверно. Завтра на работу…
– Как хочешь. Варёный ты какой-то в натуре.
Пиво было допито, общение не принесло Чащину облегчения. Наоборот… Стал собираться.
– Да, кстати! – спохватился Макс. – Мы же насчёт этого не договорились. – Снова стал что-то искать, но на этот раз не в дебрях компьютера, а среди бумаг.
– Насчёт чего?
– Щас… Вот они. – Он протянул Чащину какие-то листы. – Это, короче, анкеты. Ну, для тёлок… Мой бизнес. Дай там кому из знакомых. Хрен с ним – страшная, нестрашная. Бывает, и страшные нарасхват идут… Если выгорит, гонорар получишь.
Чащин принял анкеты, пробежал взглядом: «Фамилия… Имя… Адрес… Телефон… Возраст… Имеете ли загранпаспорт… Цвет волос… Объём груди… Типы работы: дамское бельё, топлес, эротика»…
– Если найдёшь подходящую, – шёпотом, словно их подслушивают, говорил Макс, – десять процентов с неё – твои. А это может и охренительная сумма получиться. Как повезёт, но в любом случае не в убытке…
Поезд почти пустой. В вагоне десятка два пассажиров. Дремлют… «Завтра в это время будет не протолкнуться», – лениво думал Чащин, и завтрашняя давка представлялась почти с радостью – без неё становилось уже как-то скучно. Вот сидишь так, спокойно, никто не толкает, и есть опасность уснуть, заехать куда-нибудь. Пропасть.
Встряхнулся, огляделся. Напротив, чуть справа, девушка. Нет, таких принято называть – молодая женщина. Лет чуть за двадцать, а причёска как у пожилой учительницы химии – волосы аккуратно зачёсаны назад и собраны в шишечку, на лице минимум косметики; симпатичная, но неприступно строгая. Серые сапожки, сероватый плащ… Да, после недели с ней наверняка на стену полезешь. Жёсткий распорядок дня, идеальная чистота, посуда моется сразу после приёма пищи, раздельные полотенца, аккуратно уложенное постельное бельё. Секс по расписанию… Хотя ему, тоже любящему порядок, такая, скорее всего, подойдёт… Подошла бы. Влюбись в слишком живую, безбашенную, с которой нескучно, но и не знаешь, чего через минуту ждать, устанешь не через неделю, а через день. Бывали уже случаи – приводил к себе, был чуть ли не счастлив, с умилением слушал безумолчное щебетание, ночь казалась прекраснейшей, ослепительной, а утром кто-то шептал, дёргал внутри: «На фиг, на фиг! Это не жизнь». И Чащин старался поскорее опять оказаться один.
