Девушка шла ровно и гордо и радовалась, что у султана много людей. Пусть все видят, что украинки не склоняют голову перед завоевателями. «Отец мой умер, как настоящий воин. И мать не убегала от ордынцев. Не побоюсь и я сабли Сулеймана». И она уже не видела никого, кроме султана, смуглого, красивого, бородатого Сулеймана, который пошел ей навстречу.
«Чертова девчонка, – ругал мысленно Настю паша. – Хотя бы голову наклонила. Впрочем, ничего, пусть видит султан, что такая гордая, божественная красавица бросится к его ногам».
Все сверлили глазами Настю. Сквозь легкую ткань четко вырисовывалась стройная фигура девушки. Султан нетерпеливо махнул рукой – и Хусейн сорвал с Насти вуаль.
Наступила тишина. То, что разрешено по шариату только султану, увидели все: посреди дворца стояло чудо. Необыкновенная красота, нежные линии тела и одухотворенный, полный тоски, печали и ненависти взгляд лучистых карих глаз. Русая коса через плечо до колен. Одно мгновение постояла Настя, открытая для всех, потом решительно закрылась вуалью – строгая, нетронутая, гордая.
– О великий султан! – заученно приложив руки к груди, вещал скрюченный паша. – О царь царей, султан султанов! Твои храбрые воины еще не завоевали дерзкой казацкой Украины, но красивый цветок из этой страны сорван и брошен к твоим ногам!
И Хусейн театрально протянул руку к султану и строго, зло посмотрел на Роксолану. Да, именно сейчас она должна упасть в ноги Сулеймана и целовать его ботинки. Но она стояла… стояла, укутавшись вуалью; только лицо было открыто, и на красивых губах девушки дерзко сияла насмешливая улыбка.
– Падай! – заскрежетал зубами Хусейн. Она стояла.
Тишина невероятная: слышно было, как где-то далеко, в Золотом Роге, бьется о берег волна и стонут чайки.
Все ждут. Такого еще во дворце султана не было никогда!
Хусейн-паша отчаянно падает ниц и безропотно опускает голову, предусмотрительно обнажая морщинистую, как у общипанной курицы, худую шею.
Все смотрят то на гордую Настю, то на султана.
«За что такое наказание? – шепчет Хусейн. – Будь проклят тот день, когда я решил привезти султану украинку».
Он слышит, как стремительно к ним приближается Сулейман. Сейчас засвистит сабля и… Но сабля не засвистела.
Султан остановился перед Настей. Он очарован. Человек искренний и открытый, он не может скрыть своих бурных чувств. Смотрит ей в глаза, как под гипнозом.
– Как зовут этот очаровательный и такой свежий цветок Украины? – наконец тихо спросил Сулейман.
– Роксолана, – отвечает паша, не поднимая головы.
И снова молчание. Затем властным голосом султан сказал:
– Она будет моей женой. Она родит мне сына такого же, как я сам. А тебя, мудрый Хусейн, назначаю реис-эфенди[2] и дарю тысячу золотых кошельков.
* * *
– Кто вы?
Настя быстро вскакивает с канапе, взволнованная, встревоженная. Служанка быстро закрывает Настю вуалью – значит, за спиной какой-то человек.
Настя пытается разглядеть того, кто вошел в ее роскошные покои.
Высокий, смуглый, чернобровый человек в снежно-белой чалме. Он почтительно кланяется и произносит на ее родном языке:
– Добрый вэчир, дивчино!
До этого момента она полулежала на канапе, облокотившись на подушки, смотрела в огромное окно, любуясь заливом, который золотился, наливался горячей червленой медью. Восхищалась блеском минаретов и дворцов во время заката. Глядя на эту красоту, она думала об Украине, о родном Рогатине…
