Роман «Арбат». Часть I . Соприкосновение - страница 10

Тем временем портретистка Алёна, развивая бессмертную тематику И. И. Шишкина и «Медведей», уточнила:

– Смех смехом, а Шишкин на самом деле столько с этой картиной мучился… Медведей-то он рисовать не умел, да и не думал он их вовсе изображать. А какой-то покупатель попросил… Художник Савицкий, по-моему, к нему в мастерскую пришел и дописал медведей. А народ только эту картину в основном и вспоминает: «Шишкин – да это тот, который „Трех медведей“ написал!» Хотя там, на самом деле четыре медведя изображены… и картина-то называется совсем по-другому: «Утро в сосновом лесу»…

Цыган, у которого Алёна сидела на подлокотнике кресла, отложил гитару в сторону, обнял её правой рукой за талию и, привлекая к себе, нежно сказал:

– Всё-то ты знаешь, везде-то ты побывал, Василий Иванович! Такой исторический экскурс – достоин Третьяковской галереи… Чтобы народ всю правду о своих любимых «Трех медведях» знал…

Алёна, не сопротивляясь, скатилась с подлокотника кресла на колени к Цыгану и, устроившись поудобнее, обвила руками его шею. Несколько смутившись оттого, что все перевели взгляды именно на неё, она капризно скривила брови и маленькие губки. Затем артистично взяла со стола свой бокал и высоко подняла, мысленно чокаясь с каждым присутствующим. Её светло-русые волосы были стянуты в тугой валик на затылке, отчего и без того длинная шея казалась лебединой. Бордовый свитер, надетый на голое тело, и голубые джинсы очень шли ей и смотрелись контрастно на фоне одетого во всё чёрное Цыгана.

– Не знаю, как Щишкин, но то, что Горбатый, – Вождь запустил руку в длинные волосы Горбачёва, – у нас теперь самым большим специалистом по медведям станет, – это факт! Он уже вторую копию «Медведей» пишет, но моих шедевральных восемь медведей – теперь уж никогда повторить не сможет!

Уязвлённый Горбачёв скрылся в тёмном коридоре и достаточно быстро появился вновь, радостно неся новую версию «Медведей». Равнодушно на это нельзя было смотреть, и вся компания дружно грохнула от хохота: «олимпийские миши» ползали по деревьям, широко улыбаясь в ожидании появления на Арбате новых посланцев Северной Кореи.

Опохмелительный этюд. Грибник.

Утро для Голубых Мечей было мучительным: голова раскалывалась от дикой смеси выпитого накануне. Ему смутно вспоминались не только водка и пиво, с которых всё началось но и принесённые кем-то по капризу дам вермут и шампанское, а также портвейн, на этикетках которого были нарисованы тёплые пейзажи Крыма. Эти изображения и остались последним, что он, собственно говоря, помнил о вечеринке…

Он был под впечатлением картин Вождя в его мастерской, которая располагалась в конце коридора. Развешанные по стенам большие полотна выхватывались из полумрака лампой, которая нависала над огромным деревянным станком посредине мастерской. Потом зажгли свечи, курили по кругу «косяки», ловко скрученные Царевичем, и долго пели под гитару…

Ему не хотелось просыпаться: так интересно было досмотреть красивый сон, который он никак не мог вспомнить. Веки сомкнулись, и он опять погрузился в сладкую утреннюю дремоту.

Каменистая дорога пролегала через апельсиновую рощу. Седоволосый старик, с головой накрытый от знойного солнца белой куфией, продавал у родника сочные и холодные от ледяной воды дикие апельсины.

Убыстряя шаг и с трудом сдерживая учащающееся дыхание, Татьяна стала спускаться по белым плитам-ступеням, углубляясь в прохладу изумрудной зелени хмеля и дикого винограда. Повеяло сыростью, и скоро каменистая тропинка привела ее к роднику Афродиты. С вертикальной скалы тоненькие струи живительной влаги ниспадали вниз – в естественную каменную купель с кристально чистой водой. После слепящих лучей солнца бирюзовые и лиловые тона купальни Афродиты с нависавшей над ней густой зеленью листвы давали отдых глазам и телу. Вокруг не было ни души. Лишь птицы дружелюбно порхали с ветки на ветку и скакали по тёплым каменным плитам. Не в силах совладать с собой, она робко оглянулась, скинула лёгкую одежду и вошла в воду…