На третий день Кент не выдержал:
– Выходи. Нечего их бояться. Со мной не тронут. Если что, скажем Фаине. Уж она точно все как надо сделает.
– Хорошо, заходи за мной, – сдалась я. Мы не виделись все эти дни, он все время был занят. И мне хотелось выйти, наконец, из дома на воздух.
Странно, что и отчим все это время не доставлял каких-то проблем. Мирно сидел у телевизора, или чинил утюг, или помогал по дому.
Джемпер, джинсы, куртка, ботинки – и я была готова. Даже расчесываться не стала, выбежала, на ходу заматывая шею объемным серым шарфом маминой вязки.
Лешка ждал на площадке, опасаясь выпускать меня теперь из зоны своей видимости. Увидев, как я вылетела из квартиры, взъерошенная, с уже зеленым синяком, кое-как замазанным тональником, он улыбнулся и поправил мне волосы.
– Привет, – поцеловал в щечку и, обняв за плечо, повел с собой в лифт. Мне показалось, что он выглядел уставшим. Но в подъезде света сейчас не было по причине дневного времени, и я предположила, что это впечатление, возможно, возникло из-за плохого освещения.
Новый город был спланирован достаточно просто – параллельные и перпендикулярные проспекты и улицы образовывали некий прямоугольник, который был окружен полями, разделенными лесопосадками, но между этими полями и Волгой по берегу шел смешанный лес. Дубы, сосны, осины, кое-где и березы – полный набор. Он протянулся достаточно далеко, охватывая и Верхнюю Террасу, превращаясь там в солидный парк с сосновым бором, потом снова перетекал в мешанину совершенно разных пород. Туда мы и отправились с Лешкой. Точнее, ноги нас сами вынесли туда, пока мы шли, куда глаза глядят.
Сначала мы даже не разговаривали, просто молча наслаждались тем, что мы рядом друг с другом. Держались за руки. Иногда я ловила на себе ласковый Лешкин взгляд и улыбалась ему в ответ уголками губ.
Добравшись до лесопосадки, которая упиралась в стену леса, мы неспеша потопали по грунтовой дороге, вытоптанной и выезженной задолго до нас. Перепрыгивали через грязные участки и мелкие лужицы, смеялись. Лешка подтрунивал надо мной, рассказывал анекдоты, случаи из школы, происходившие с ним или его друзьями. Я тоже иногда вспоминала что-нибудь смешное в ответ. Как на химии, например, сделала лабораторку, подув в пробирку через трубочку и получила прямо-таки малиновую фенолфталеиновую реакцию в растворе, когда у других был еле слабенький розовый цвет. Химичка тогда выпучила глаза в удивлении и восхищении и поставила нам с Алькой пятерки. Мы смеялись в голос, когда я рассказала про Алькины приключения с географией, когда ей поставили пятерку впервые в жизни, а потом оказалось, что географичка перепутала варианты ответов и Альке полагается обычный трояк. А та уже успела выпросить у родителей новые джинсы и рвала с досады на себе волосы. За разговорами мы не заметили, как преодолели довольно длинный путь и вышли к цели.
В лесу было тихо. Деревья приветливо раскинулись над нашими головами и потрескивали голыми ветвями, колыхали сосновыми лапами. Мы брели по тропинке, усыпанной золотом сброшенных листьев, притихшие снова, вдыхали сырой воздух, наполненной хвойным ароматом и свежестью. Между двух сосен я заметила развесистую паутину, увешанную каплями влаги как алмазами. Она блестела в лучах солнца, пробивающихся сверху. Посередине сидел хозяин паутины, сам намокший, толстый, черный, мохнатый, размером не больше трехкопеечной монетки, и деловито стряпал кокон из пойманной сонной мухи. Из грибов здесь были разве что поганки и сыроежки, но мы не собирались их трогать. Как же тут было хорошо и спокойно!
