– Ну хорошо. Пошли дальше… Страница 22. Новелла «Ожог». Школу вдруг сменяет больница. Какие-то… странные типы… неприятные…
Он подбирал слова и наконец отрубил, как высек:
– Психи! Зачем, можно узнать?
– Это пациенты клиники неврозов на Каширке. С ними работают психологи, которые ищут лекарство и проводят тренинги, чтобы спасти этих людей. Их мозги. Трудная и очень благородная работа.
– Понятно. Само собой. Но почему дурдом сразу после школы? Что за сценарный ход?
– Антитеза.
– В психушках запрещено снимать. Это уголовная статья. Слышал, надеюсь?
– Конечно. Я только предлагаю материал. Ход мысли. А режиссёр пусть его реализует. Смело и ответственно. Вы же нас этому учили, Михал Михалыч.
На столе зазвонил телефон. Звонок прозвучал как резкий вой кареты «Скорой помощи».
Песочников губами оформил ругательство и схватил трубку.
– Слушаю! Понял… Уберите к чёрту милиционера из кадра. Отрежьте! Вы можете что-нибудь сами сделать? Или без меня трусите? Сейчас не могу, занят… Перезвоню тебе вечером… Отбой!
Он буквально обрушил трубку на аппарат. Задумался и вдруг выдал:
– Ссыкуны! Пьяный мильтон в кадре. Первый раз, что ли? Похлеще бывало. Генсек с трибуны падал, референты под руки держали. Обосрались из-за какого-то сержанта! Что делать? Караул, Михал Михалыч! Материал горит!.. Перемонтировать его к чертям собачьим. Две минуты работы. Как дети, ей-богу!
Я кивнул и опять ждал. Этот нелепый звонок меня подбодрил.
Мастер вернулся к моему сценарию. Он пролистнул пять страниц, пробежал несколько строк, как бы вспоминая наш разговор, и шелестнул бумажными страницами в обратную сторону.
– Так. «Ожог». Допустим. Слишком жёстко, но – допустим. Только, Павел…
Сейчас будет главное, понял я.
– Завкафедрой драматургии это не понравилось. Он встал на дыбы. Чуть не выбросил твой «Триптих» в открытое окно.
– Ого!
– Да. И предложил немедленно отчислить тебя с курса. То есть гнать Павла Калужина, нашего лучшего ученика, в шею.
Мне долго соображать не пришлось. Завкафедрой, семидесятилетний Никита Леонардович Ожогов, лиса, интриган и сволочь, увешанная липовыми титулами и игрушечными орденскими планками, психанул. Обитатели подоконников на Вильгельма Пика знали этого льстивого и коварного монстра. Кафедру он получил не как создатель шедевров для кино, а как очередную орденскую планку. Он умел выступать на собраниях, прославлять придурков и гробить неугодных власти гениев. Студенты звали его «Леопардычем», «Лимонадычем» или просто НЛО.
Он был тупицей, и над ним посмеивались даже мастера с других кафедр. Но остерегались конфликтовать в открытую. «Дурит старикан, и ладно. Перемонтируем!»
Я поёрзал на стуле и негромко сказал:
– Его самого давно пора гнать в шею. Вам не кажется?
– Он решил, что новелла «Ожог» про психов – намёк на него. На его фамилию.
– Много чести.
Я чувствовал, что угадал. Песочников тоже страдал от НЛО, но терпел. Великолепный институт кино давал ему возможность войти в будущее. ЦСДФ такой власти над временем не имел. Мало того, сам пожирал своих детей наподобие Сатурна.
Но об этом я расскажу позже.
– Знаешь что, Павел? – Михал Михалыч подался в мою сторону и миролюбиво посоветовал: – Не нарывайся. В этот раз мы с Алиной Игоревной тебя отстояли, но Никита Леонардович твою фамилию запомнил. Такие… холуи в медалях своих врагов не прощают. По себе знаю. Сожрут, не поперхнувшись. Так что уймись с антитезами. Давай синтез. Хотя бы до диплома.
