– Это вы Ипполита окатили? Он сейчас шёл весь мокрый!
– Это он мокрый от слёз…
(Из кинофильма «Ирония судьбы, или с лёгким паром!»).
Спустя пятнадцать минут мы мирно болтали, шагая вдоль притихших ночных улиц, подсвеченных золотистыми лучами высоких фонарей, парящих в тёмном, безлунном небе.
– Ничего так квартирка у папаши Рыжей, – растирая ладонью ушибленную грудь, констатировал Алекс. – Как тебе прокурорские покои?
– Славное жилище, – ответил я и, почувствовав в словах собеседника некую напряжённость, решил поменять направление нашего разговора.
– Сань, а я ведь тебя не признал, – пытаясь не разрушить устилавший тротуар пушистый пуховый ковёр, продолжил я. – Ты за этот год прилично подрос в плечах.
– Да, и не только в плечах, – усмехнулся он. – Тренер говорит, что ещё немного, и каноэ нас с напарником не удержит, ко дну пойдёт. Говорит, ватерлиния, мол, уже параллельна критическому уровню.
Всю дорогу мы обсуждали весёлые моменты, случавшиеся в наших спортивных и ученических жизнях, так, смеясь и дурачась, вошли в небольшой садик, заросший высокими раскидистыми клёнами и почти полностью скрывающими старый, в три этажа, кирпичный дом с широкими балконами.
– Я бы пригласил тебя войти, но время позднее, боюсь, мать будет не в восторге от ночного визита, – шёпотом заговорил Алекс, молниеносным движением вскочив на отлив окна первого этажа и, стараясь не шуметь, принялся отворять его высокую створку. – Я когда уходил, специально его прикрыл, зато теперь имею рабочий телепорт прямо в комнату.
– Понятно, – понизив голос, проговорил я, считая, что разговор окончен. – Кусок мяса не забудь к ушибам приложить.
– Ага, – уже проникнув в комнату, зашептал он мне. – Ты завтра чем будешь занят? Приходи ко мне часов в восемь вечера, я как раз с тренировки вернусь. По… дим.
– Давай в девять, боюсь, что к восьми не успею…
Покинув уютный садик и перейдя дорогу, оказался у своего барака (да, да – с Алексом мы жили в соседних домах). Надев такую привычную для себя шапку-невидимку, я отправился спать.
Бесшумно пробравшись к своему логову, занимавшему в комнате ровно два квадратных метра, я быстро разделся, примостив одежду на полке, прибитой к стене антресоли, свисавшей над моей кроватью, зажатой между холодильником и большим семейным шкафом.
Уставившись в едва различимый в ночном сумраке потолок, я представлял себе возможную самодостаточность. Собственная комната, финансовая независимость, возможность распоряжаться жизнью, принимать решения – вот составляющие взрослости. Необходимые атрибуты состоятельности, путь к горделивому лозунгу (устаревшее военное слово, украденное политиканами), где ты – условный знак, сигнал, необходимый для пропуска куда-либо. Где бы его раздобыть – этот самый ЛОЗУНГ?! Думал я, незаметно проваливаясь в сонную кисею.
Вынимая из тайного хранилища подсохшую кисть и мольберт, я начал размашисто вписывать желанные мазки в яркую картину грядущего. Роскошный диван у огромного окна, кресло и журнальный стол, заставленный рядами стекла в разноцветных этикетках, светлый ковёр под ногами удивлённых гостей. Они разбрелись по залу, любуясь интерьером, держа в руках играющие на свету яркими всполохами хрустальные фужеры. Я сижу в удобном кресле, с лёгкой ухмылкой разглядывая гостей, вальяжно закинув ногу на ногу.
