И тут Катюша приподняла головку, открыла ротик и… смачно чихнула. Прямо на Аллочку, распространив свои слюнки по ее подтянутому лицу и зоне декольте.
«Да, это моя девочка!» – подумала я злорадно.
Но на своем лице я изобразила искреннее сочувствие.
– Ох, какая неловкость! – запричитала я, – Алла Геннадьевна, вы не переживайте – она не болеет! Это просто пыль. Я забыла, когда последний раз прибиралась…
На лицо Аллочки я смотреть не могла – боялась не сдержаться и заржать.
Решив более не испытывать судьбу, я забрала у свекрови свою дочь.
Когда Ромка с Марусей вернулись домой, я первым делом испепелила его взглядом. Он посмотрел на меня виновато.
– Прости меня, Лисичка, – сказал он мне на ухо и оставил легкий поцелуй на щеке, – Где мама?
– У «себя» в комнате! – процедила я сквозь зубы и принялась помогать Марусе раздеваться.
– Веселье начинается… – выговорил мой муж сокрушенно.
Свекровь не заставила себя долго ждать. Она с важным видом вышла в прихожую.
– Привет, мам, – сказал Ромка. Она только кивнула сыну.
– Алла? – спросила пораженно Маруся, обратив на нее внимание.
– Bonsoir2, Мари, – совершенно безэмоционально ответила свекровь своей старшей внучке. Ни тебе теплых слов, ни крепких объятий… Господи, если свекровь так уничижительно смотрела на собственного сына, на что можно было надеяться нам, девочкам?!
И да, Аллочка категорически запретила называть ее бабушкой. К тому же, сама она обращалась ко всем на французский манер. За исключением меня. Меня она вообще редко называла по имени.
Маруся схватила меня за руку и посмотрела на меня таким взглядом, словно умоляла о спасении. Я вяло улыбнулась ей, мол, я все понимаю и сама не в восторге.
Спасла нас всех от этого напряженного положения Катюша своим требовательным писком. Мы с Ромой одновременно сорвались с места, чтобы подойти к ней. Но я остановила его рукой и посмотрела на него очень выразительно.
– Не беспокойся, милый. Я подойду к ней, – сказала я.
Муж тяжело выдохнул и качнул головой.
– Маруся, поздороваешься с сестренкой? – эти слова уже были обращены к старшей дочери. Она радостно выпучила глаза и сама потащила меня в нужном направлении, лишь бы больше не находиться в одном помещении со своей «ласковой» бабушкой.
– Слишком мало соли, – сделала свое замечание Аллочка во время ужина, попробовав на вкус приготовленный мной по самым французским традициям картофель, ха-ха.
Я посмотрела на нее исподлобья и сказала спокойно:
– Солонка на столе, Алла Геннадьевна.
Мне захотелось засыпать ей соль в глаза.
Свекровь ухмыльнулась. Ромка рядом со мной напрягся – это было понятно по тому, как он тяжко вздохнул. Он уже хотел было открыть рот, чтобы что-то сказать, но его опередила Маруся:
– Мама, очень вкусно!
Я улыбнулась ей и подмигнула.
– Мари, почему ты называешь ее мамой? – не преминула вставить свои пять копеек Аллочка.
Дочь удивленно на нее посмотрела, потом перевела растерянный взгляд на нас с Ромой.
– Потому что она ее мама, – наконец подал голос муж. Он был нахмурен.
– Она не ее мама. Это известно всем за этим столом, – стояла на своем Аллочка.
Я почувствовала, как во мне начинает разгораться огонь злобы. Ромка взял мою руку под столом и сжал ее, тем самым оказывая мне поддержку.
– Иногда не обязательно рожать ребенка, чтобы любить его как родного, – сказала я, изо всех сил стараясь не поддаваться эмоциям. Пальцы мужа сплелись с моими под столом. Спасибо, родной.
