Роман с невинностью - страница 3

– А вот интересно. Это правда, что в этом озере женщины не тонут?

– Ну да, считается, что оно забирает только мужчин. Возможно, это потому, что женщины пьют осторожнее.

– А если вдруг, пока все плавают, молния ударит прямо в озеро, что тогда?

– Кирдык тогда.

– Только мужчинам или женщинам тоже?

– Вопрос интересный, ведь убивает в данном случае не вода, а электрический разряд. Так что озеро будет ни при чем, если вдруг это произойдет.

– Ну… Это не совсем так. Ведь если бы молния ударила на суше, тогда их можно было бы спасти.

– Тогда, видимо, озеру пришлось бы всех ударенных женщин подогнать к берегу.

Эля кивнула, и я продолжил:

– Но так-то на этот случай дедушка недавно соорудил оберег.

– Оберег?

– Ага. Не для этих целей, но ты, наверное, видела антенну на доме?

Эля обернулась в сторону поселка.

– Теперь видела.

– Дедушка – радиолюбитель и часто мастырит антенны. Нам в дом уже один раз попадала молния. Тогда это была антенна, снятая с какого-то БМП или чего-то в этом роде. На нее были насажены металлические бляшки, как шашлык на вертел, и, когда молния ударила, они разлетелись по всему двору. Мы до сих пор их находим иногда в огороде. Считаем, что это на удачу.

– И это все последствия?

– Ну еще телевизоры стали показывать другим цветом на какое-то время. А уж ущерб для нашей психики не поддается подсчетам.

– Знаешь, мне кажется, что мой папа всегда хотел стать таким человеком, как твой дедушка, – спроектировать и построить такой огромный дом, сделать так, чтобы все жили вместе. Но ему чего-то всегда не хватало.

– А кто он по профессии?

– Анестезиолог.

– О, у таких людей с терпением все должно быть хорошо.

– Наверное, но у нас вся квартира в каких-то его бумагах, рисунках, набросках проектов… При этом ни один не доведен до конца. Он говорит, что его посещает муза, только когда пациент спит.

– Этого времени недостаточно?

– Достаточно, чтобы потом «мастырить», как ты говоришь, какие-то проекты, чертежи.

– Может, в этом и заключается его главный кайф?

Эля погрустнела, задумалась.

– Не знаю. Если так, то это ужасно.

– Ну, если он получает от этого наслаждение, может, не так и ужасно?

Она решила не развивать тему.

– Еще мне сказали, что тут на дне карьера трактор остался, это правда?

– Не уверен, но, по нашей семейной легенде, это произошло потому, что дедушка боролся с обрушением участка и ночью насыпал в двигатель трактора сахар.

– А зачем?

– До того, как карьер заполнился водой, тут раньше добывали глину для кирпичного завода, а так как карьер расширялся, был большой риск, что наш участок обрушится. Вот дедушка и вспомнил свое военное прошлое и стал совершать диверсии. От сахара двигатели подыхают.

– Хорошая легенда.

– Героическая. Но когда водолазы периодически исследуют дно этого карьера, они говорят, что никакого трактора там нет.

– Получается, скрыл улики?

Меня это предположение насмешило, и я почувствовал какую-то новую близость с Элей.

– Такая вода спокойная… Не то что наше море, – сказала вдруг Эля с неожиданным сожалением.

– Это еще не спокойная… Вот когда она становится как зеркало, у нас говорят: «Вода натихла».

Когда мы расстались в тот день, так приятно было мысленно продолжить этот разговор наедине с собой, что я заранее влюбился в идею нашего дистанционного общения.

Впрочем, она еще не уехала.

Поскольку гостям нужно было показывать не только наш поселок, но и сам Петербург, мы попросили знакомого художника, чтобы он провел экскурсию по Русскому музею. Я решил присоединиться к делегации. Иосиф Александрович водил нас от картины к картине, подробно углубляясь в детали техники написания полотен и в знаковые моменты биографий авторов. Иногда мы сидели на диванчиках. В эти моменты я сокращал расстояние между собой и Элей до микроскопического – такого, что чувствовал ее тепло, как от парного молока. Когда это происходило, я замирал и пытался пережить нечто потустороннее, что могло бы вынуть меня из Русского музея. Прости, бог культуры.