– Задержан? – Боровик вытаращился еще больше, но теперь уже совершенно натурально. – Где он, дайте его мне!
– Нет, – решительно ответил майор, – его будут судить по всей строгости закона. А если вы его сейчас прикончите, то судить будут вас. Так что – простите.
– Но как же так…
И тут Боровик позволил себе заплакать.
Через некоторое время, когда он немного успокоился, майор, взяв с Боровика слово не делать глупостей, отвел его в подвальный этаж и, откинув заглушку с глазка, сказал:
– Можете посмотреть. На этом типе уже было восемь эпизодов, а ваша сестра… простите… девятая. Всесоюзный розыск и прочие медали.
Боровик заглянул в глазок и увидел сидевшего на топчане спиной к двери худощавого типа, который, судя по движениям руки, мастурбировал.
– Отмажется, – уверенно сказал Боровик. – То есть его отмажут. Попадет вместо зоны в дурик.
– А вы думаете, там лучше? – невесело усмехнулся майор.
– Я думаю, что лучше бы его убили при задержании, – ответил Боровик.
Сверху донеслось:
– Товарищ майор, машина приехала!
Майор взглянул на Боровика и сказал:
– Это за вами. Пора ехать в морг на опознание.
И, держась за перила, стал подниматься на первый этаж.
Потом был суд, на котором насильника, случайно подвернувшегося в тот вечер, признали вменяемым и дали ему двадцать два года строгого режима.
И вот однажды, находясь в состоянии сильного подпития, Боровик рассказал Роману всю правду о той истории. Роман, знавший о трагической гибели Наташи, но не более того, только крякнул и сказал:
– Ну ты, блин, даешь… А вообще все правильно.
И налил еще водки.
С тех пор Боровик время от времени впадал в тоску, разрываясь между служебными иллюзиями, касавшимися законности, и суровой справедливостью жизни. Он считал, что насильник должен был сидеть только за свое, и то, что ему приписали изнасилование и убийство Наташи – неправильно.
А Роман каждый раз говорил ему:
– Слушай, Шарапов, ты эти свои розовые представления о чистых руках брось. У хирургов, знаешь ли, руки в крови и в дерьме пациентов. Главное, чтобы на твоих руках не оставалось ничего такого, чего бы ты не смог отмыть после операции. Понимаешь?
– Понимаю, – хмурился Боровик, – но только…
– Ничего не только, – обрывал его Роман. – Этот урод, если бы не оказался случайно рядом с… В общем – там… Так он бы еще дел наделал. Так что нет худа без добра. Пусть сидит.
– Но ты имей в виду, что правду знаешь только ты один, – говорил Боровик, – так что…
– Что – так что? – усмехался Роман. – Замочишь, что ли?
– Ну, не замочу, но ребра пересчитаю.
– Дурак, – говорил Роман, – наливай, дурак.
И Боровик наливал.
И они выпивали.
* * *
Роман вздохнул и сказал:
– Ну и что? Повесился – так туда ему и дорога. Таких, как он, нужно вешать, потом оживлять, потом снова вешать, и так до самой смерти.
– До какой смерти? – не понял Боровик.
– До последней, которая в старости будет.
– Ну, ты добрый! – Боровик покрутил головой и достал из сейфа еще одну бутылку. – Прямо как Махатма Ганди.
Открыв ее, он сделал несколько глотков и, помолчав немного, спросил:
– Ну а как там наш Мишка?
– А я все думал, спросишь ты или нет, – усмехнулся Роман.
– Ну вот видишь – спросил, – ответил Боровик.
– А что ему сделается? – Роман пожал плечами. – Сидит у себя, руководит злодеями.
– Злодеями… – Боровик взглянул на Романа. – Вот именно – злодеями.
Мишка Арбуз, а точнее – Михаил Арбузов, был третьим в их дружной компании.
