Ромашки на крутых берегах - страница 2

Саша виновато улыбнулся, а Марфа вдруг всплеснула руками:

– У меня ж памятка от твоих родителей лежит! Дождалась, видать, своего часа.

Из маленького ящичка массивного буфета женщина вытащила тряпицу и тонкую книжицу.

– Вот, это матушка твоя по молодости все писала, я, бывало, ворчу на нее, спать пора, а она все пишет – пишет. Дневник, говорит, на память. А здесь, – хозяйка протянула что-то твердое, завернутое в светлую ткань, – от Сашеньки, отца твоего.

Александр бережно развернул дорогие часы на тонкой цепочке. На крышке красовался вензель: две буквы по краям, А и О, и по центру большая Г.

– Это после свадьбы успели сделать, – пояснила хозяйка. – Оленьку он сюда вписал. Хоть и говорили все, что не ровня они, а такая пара славная получилась. Для любви, видать, заборов не поставишь. Подольше бы им пожить, редко, когда вот так, душа в душу…

Марфа смахнула слезу с ресниц и вдруг засуетилась:

– Что ж это я, тебе давно отдыхать пора, пойду комнату приготовлю.

– Спасибо вам, Марфа Семеновна.

Саша с бесконечной благодарностью посмотрел на нее горящими карими глазами своего отца.

Женщина улыбнулась в ответ, а в темноте соседней комнаты закрыла лицо натруженными ладонями, прячась от нахлынувших воспоминаний.

Александр поспешил помочь хозяйке, чтобы поскорей при свете свечи остаться один на один с девичьим дневником матушки: он понял, что уснуть сегодня не сможет, пока не прочтет его от начала и до самого конца.

Огонек слабо дрожал на подоконнике. Саша, не раздеваясь, бережно держал свое сокровище: память о родителях, записанную нежной рукой вечно молодой матушки. Дневник словно начинался с середины. Возможно, до этой тетради была другая, безвозвратно утерянная. Но самое главное хранилось здесь, в этих ровных строчках.

***

Дневник

16 июня

Шью новое платье для купчихи Снегиревой. Марфа Семеновна чувствует себя лучше, правда еще жалуется на головную боль.

Снова приезжал А. Г. Теперь они живут на этом берегу, в летней усадьбе. На лошади, наверное, недолго до нас. Он такой заботливый, очень переживает за свою кормилицу. Привез гостинцев с ярмарки и лекарства. Зачем-то все спрашивал, что я шью, разве это может интересовать мужчину? А я опять, вместо того, чтобы поговорить с ним, хоть бы и о шитье, вся сделалась красной как рак. И молчала как рыба. Двух слов связать не могу. Каждый раз ничего не могу сделать с собой, как только А. появляется на пороге, какая-то глупость на меня нападает. То молчу, то начинаю нести такую чушь, что лучше бы молчала… Он, наверное, считает меня последней дурочкой…

21 июня

А. Г. приезжает каждый день. Марфа Семеновна совсем оправилась после болезни. Теперь он, наверное, не будет так часто ее навещать, а жаль…

Одно платье готово. Нужно приниматься за следующее.

8 июля

А. Г. продолжает приезжать каждый день… Марфа Семеновна все шутит, что не ради нее он это делает. Нет. Это невозможно. Выкинь из головы глупые мысли, дрянная девчонка, ты не стоишь его мизинца!

А вчера он попросил сшить для него рубашку! И сегодня приедет, чтобы снять мерки… Мне кажется, я жду каждый день его приезд. И если он задерживается, начинаю волноваться. Но при нем… Снова веду себя ужасно глупо. Когда А. Г. уходит, чуть не плачу. Ну почему я такая нескладная…

Кажется, едет. Я опять вся дрожу. Надо поскорее спрятать всю эту писанину и сесть за работу.

А. Г. ушел. Это ужас. Так стыдно. Теперь он еще думает, что я неумеха. Даже мерки снять не смогла по-человечески… Все из рук валится. В конце концов, он все померил сам… Теперь, когда кончу платье Хлебниковой, сяду за рубашку. Надо хотя бы сшить хорошо. Для него! Для А. Г.!!!