Твоя голова регулируется ветрами
Твое дыхание, как ожерелье, оно оседает на кронах»
Это были её слова лисам. Тогда, в моменты разворачивания прекрасного шёлкового полотна дорог туманностей, все уже знали, что на веках расположена вторая пара глаз, и они так же легко и плавно распахиваются дверями в газовую неопределенность мировых сердец. Они были темно-синего цвета с фиолетовым отливом – оттенков чарующих секретов и томного ожидания пространств, покрытых склоненными цветами.
Это были дни шёпота и приглушенного смеха, дымки и тусклого блеска, видимых запахов, которые как сказочные змеи медленно и торжественно тянулись над землей, пересекаясь хвостами комет и расходясь бликами лунного света. В те дни одеяния полумесяца были еще молоды, он опасался выходить на небо и появлялся лишь в полновластной форме луны, ведь он, как и все остальные, вступал в наш мир впервые и не знал, что его ждет.
Потом нам предстал океан, протягивающий пальцы волн к берегам, где их размывало об иллюзорные камни. Глубокие его пучины были одного цвета с нашей кожей, эфирной и невесомой. Мы погружались в его сокровенные чертоги – гостеприимно раскрывшиеся затонувшие города камней, где нас встречала Жрица Моря, показывавшая свои секреты среди поднимающихся цепочек пузырьков газа, танцовщиц на ковре морского дна.
Тогда, когда мы снова взмывали вверх, к завлекающим, клубящимся небесам, наша кожа приобретала жемчужный оттенок, по мере нашего восхождения всё больше отдававший серебром – стеснительным даром молодых светил. Там, в складках непостижимого плаща благосклонного демиурга, мы распадались на сотни маленьких сверкающих хрустальных осколков, составлявших прекрасные башни на берегах волн, и наши глаза высвечивали других, поднимавшихся в небо, придавая их парению торжественную и безмолвную люминесценцию.
Из сонмов колышущихся, мягко горящих огней складывались невообразимые космогонии, которые таким же необыкновенно чарующим образом и растворялись в густом благовонном эфире пространства. Кое-где совсем незаметно возникали первые бледно-розовые пульсации намечающегося рассвета.
Один из звуков, который вы сейчас слышите – это часть той ночи, небольшая строчка песни спокойствия и низкого гула.
Фигура рыдал в просеке, где по утрам имел обыкновение скапливаться туман.
ФЕЙЕРВЕРК В ЧЕСТЬ СВЕТОПРЕСТАВЛЕНИЯ
Так шли они меж зыблемых овсов
И только ночь внимала звукам слов
-Поль Верлен-
У псов нет предков. Есть только вожаки, учителя, наставники, шаманы и юродивые.
-Барбос Гав-Скулёж – собачий мыслитель, общественный деятель и просветитель
Звон брошенного жребия многократно отразился по всему лесу.
Эхо, застрявшее в кронах деревьев, отчаянно трепыхалось, достигая слуха Серого Пса. Это Прослушивание тягостно напомнило ему, уже успевшему переварить кроличью плоть, о том апокалиптическом настроении, которое захватило его на краю ложбины. Как может бессознательно поднимающийся пар сделать выбор? Где была его душа в тот момент, когда оплавившиеся камни становились мегалитами капищ? В его памяти неизменно вставал образ обугленных костей, как будто тогда что-то выжгло его изнутри, а затем вакантный сосуд наполнило что-то чуждое, иное, некая сущность, подсказавшая ему решение. Но в то же время, ощущая сделанный им выбор, он чувствовал, что ощущение себя не является полностью чуждым. Скорее, оно обращалось к далёким глубинам памяти, крайне неявного ее слоя, который, возможно, слишком придавлен более новыми опытами, чтобы быть вспомненным (Разрыв сплошности его безразличия).
