Он снова щелкнул что-то на панели, а Усатый продолжил свою речь.
– Тридцать девять процентов, – повторил он. – Но это было вчера. Сегодня часть вариантов исчезла, причем не в нашу пользу. Мы потеряли четыре процента за одну ночь, господа.
В зале поднялся шум, люди начали перешептываться. Все, кроме восьмерки в повязках и тех, кто был рядом с ними. Усатому пришлось стучать по трибуне, призывая к порядку и тишине.
– Все это из-за того, что кто-то из присутствующих в том числе не умеет держать язык за зубами. С кем вы успели поделиться своими переживаниями? С супругами? Любовницами? Детьми? С соседями? Каждый человек, который знает о грядущих событиях, невольно начинает на них влиять, искажая картину будущего. И далеко не в нашу пользу. Отсюда проект «Парагон» получает статус государственной тайны. Ни одна живая душа не должна узнать об этом, если только того не требует какая-либо из парадигм. Это указ, подписанный на высшем уровне сегодня утром.
– И кто будет решать, кому что надо знать? – раздался голос из зала. – Эти котята?
– Котята, – хмыкнул один из Парагонов. – Хорошее слово.
– Да, они. Или у вас есть предложения получше?
В зале снова воцарился хаос. Люди орали, перебивая друг друга, трясли кулаками, плевались и пытались достучаться до трибуны. Только молодые сидели молча. Я слышал выкрики один безумнее другого. Уничтожить кристалл. Экранировать электромагнитными полями. Запустить каменюкой в Солнце.
Да, теперь я понимал. Для них Роркх – это не Роркх. Для них воплощение Роркха – это камень в соседней комнате. Но Усатый на каждую реплику произносил одну и ту же фразу. Нарушение Договора. Постепенно гвалт улегся сам собой. К чести паникующих стариков, они успокоились довольно быстро.
– Вы все смотрели внутрь кристалла, – произнес Усатый уставшим голосом. – И видели одно и то же. И я это видел. Мы знаем, что играть придется по правилам. А «запустить каменюку в космос», уважаемый, мы всегда успеем. Итак. Высшим указом правительства, отныне Парагоны ни с кем не общаются, даже со мной. И не надо больше ломиться к ним со своими расспросами, – тон Усатого на мгновение стал угрожающим. – Каждый из Парагонов выберет себе Проводника. И общаться будет только с ним. А те будут действовать исходя из ситуации. Сегодня последний раз, когда Парагоны открыто скажут что-то всем присутствующим. Если захотят.
Эти взгляды, прикованные к сидящим слепым парням. Эти странные взгляды. На них смотрели, как на что-то мистическое, неземное. Как на богов, ведающих истины, о которых человек может лишь догадываться.
– Отныне, – продолжил Усатый, – слово Парагона – это закон.
– Вранье, – прокашлялся Хауст, стоя за пультом.
– Проводники говорят с людьми словами Парагона. Они не обязаны объяснять свои требования и поступки. Они ни перед кем не отчитываются и никому не подчиняются. Правительство обязалось предоставить все необходимые ресурсы по первому требованию.
– Ага, как же, – усмехнулся Хауст. – С их-то бюрократией.
– В том числе, – продолжал Усатый, – и капсулы без возможности отслеживания местоположения. Ни в реальности, ни в Роркхе. Карту Юмидая они смогут использовать по очереди. Очередность устанавливают сами Парагоны. Правительство обеспечит самый надежный способ передачи карты Юмидая между капсулами Парагонов. Хоть мы настоятельно рекомендуем не покидать базу.
– А потом их самый надежный способ даст сбой, – пояснил Мечник. – И Шот пристрелит шестерых Парагонов по очереди. Из-за сраного крота, который возжелал бессмертия. Кстати, он недавно пропал, как оказалось. Но о том, что он сливал инфу Первому, вояки узнали уже потом.
