А в России отсутствует реальная воля к переменам. Это обусловлено тем, что современная российская элита – самый крупный бенефициант отката к сырьевой модели экономики. Ее экономические интересы в решающей мере лежат в сфере эксплуатации природных ресурсов и отчасти определяются сферой финансовых спекуляций, где совершаются мифические сделки по слиянию и поглощению, на чем сейчас и делаются состояния людей, близких к политической власти. И у этой элиты нет никаких стимулов менять статус-кво. Сегодня, даже несмотря на экономический кризис, властная верхушка достаточно прочно контролирует ситуацию, и я не вижу вероятности утраты ею рычагов политической власти в ближайшие несколько лет. И именно поэтому я не верю в то, что в обозримой перспективе модернизация в России возможна.
В то же время потенциал для перемен имеется. Во-первых, несмотря на потери, которые Россия понесла за первые полгода экономического кризиса, она сохраняет серьезные финансовые ресурсы. И можно было бы принудительно «конвертировать» гигантские заимствования отечественных корпораций в инвестиции, передав часть акций этих корпораций кредиторам и сделав возможным привлечение огромного объема иностранных технологий в страну.
Во-вторых, сами технологии в условиях кризиса на мировом рынке подешевели в разы за последние несколько месяцев, и время для начала модернизации оказывается очень подходящим.
В-третьих, глубина кризиса побуждает к тому, чтобы признать курс восьми путинских лет ошибочным и переориентировать развитие с сырьевого клона на промышленный прорыв.
На мой взгляд, индустриальная модернизация должна стать объективным приоритетом разумной российской власти. Если мы хотим выйти из положения сырьевого придатка Европы и не стать при этом сырьевым придатком Китая (к чему наше правительство сейчас упорно стремится), мы должны идти по пути промышленной модернизации. Не верится в то, что в России есть масса оригинальных технологий и через несколько лет она сможет снабжать ими весь мир, совершив прорыв в будущее на основе постиндустриального развития.
Это нереально, ибо технологии на уровне идей ничего не стоят. Технологии ценны при возможности их прикладного использования, когда они опробованы, проверены и приспособлены к выпуску полезных и конкурентоспособных товаров. Без всего этого технологии не продаются. Я не верю, что какая-либо страна может «проскочить» индустриальный этап развития и перейти в постиндустриальное будущее. Да, многие государства, например США или страны Западной Европы, уже несколько десятков лет занимаются глобальным аутсорсингом, перенося свои производства в развивающиеся страны, но все они задолго до этого создали свои индустриальные комплексы и довели их до высокой степени совершенства. И Великобритания, и другие государства Западной Европы, и США были в свое время крупнейшими промышленными центрами мира – и только пройдя этот этап, выучив его уроки, они имеют возможность переносить массовые производства в развивающиеся страны. Это как люди, окончившие школу, идут в вуз и забывают часть школьной программы. Мы же надеемся, что неучи, выгнанные из четвертого класса, способны сразу поступить в колледж. Я убежден: без превращения страны в промышленно развитую державу разговоры о постиндустриальном будущем попросту не имеют смысла.
Вернемся к нашей непосредственной теме. Для осуществления модернизации России важны не только технологические заимствования, но и экономические, и организационно-политические, социальные заимствования. Более всего России необходимы даже не поточные линии, конвейерные системы, новые корабли, программы, а те социальные инновации и правовые нормы, которые привели в большинстве развивающихся стран к тем качественным скачкам, которые мы сегодня видим. Речь идет и о хозяйственном законодательстве, и об отказе от того стиля организации российской бюрократии, который сегодня вообще не нацелен на достижение результатов. Нужно быстрее забывать о всякого рода финансовых показателях, которые не связаны с объемом производства, с долей на рынке, с обновлением модельного ряда. Надо оценивать состояние реального производства, а не разговоры о реформах. Следует строить нашу стратегию исходя из возможной доли наших предприятий на рынке, из их конкурентоспособности, перспектив их экспорта. Я думаю, что та сверхприбыль, которая генерируется в нефтяном секторе, должна направляться не в резервный фонд, а в специальные фонды индустриальной модернизации, хотя этот вопрос очень сложный и я не буду останавливаться на нем подробно.
