И захочет ли средний класс активно и действенно противостоять этой угрозе или же он вновь осуществит новую духовную сублимацию? Очевидно, что существуют доминирующие влияния на формы массового поведения. Что здесь является определяющим: воздействие объективных социальных обстоятельств, целенаправленное информационное воздействие, или реальность свободы субъекта в оценках получаемой информации?
Некоторые теоретики видят решение проблемы управления массовым поведением в создании эффективной системы информационного воздействия. Опыт показывает, что правильное понимание информации, как идейного и вместе с тем материального воздействия на сознание человека, позволяет канализировать его поведение в заданном направлении.
Это воздействие представляется настолько эффективным, что позволяет для реализации политических интересов превращать «черное» в «белое» и «белое» в «черное». Так, например, западные средства массовой информации агрессию Грузии в августе 2008 г. против Южной Осетии сумели «превратить» в «нападение» России на Грузию. В этой связи хочется сослаться на первую фразу в книгах Боконона, которая становится информационной реальностью: «Все истины, которые я хочу вам изложить, – гнусная ложь» (Курт Воннегут. «Колыбель для кошки»).
Но не означает ли такое информационное построение событий извращение самой сущности свободы самосознания как пути постижения Истины? Человек восстает против этого. Дэвид Морлей считает, что позиции таких ученых, как Адорно и Хоркхаймер, полагавших, что влияние информационных технологий имеет автоматический и неизбежный эффект, является упрощенческим. Он следует этнографической концепции, не признающей адекватность «больших теорий» – таких как экономический детерминизм и психоанализ, – делающих человека простой марионеткой бессознательных внешних или внутренних факторов. Нуждается в коррекции и идея определяющей роли классовой структуры в детерминации лингвистических способностей рабочего класса и среднего класса, распределения культурного капитала и культурных компетенций. Юдит Батлер отметила, что мы не находимся в классовых или гендерных «тюремных камерах». И это действительно так.
Отстаивая концепцию активности субъекта, способного преобразовывать информацию, Морлей отвергает позицию Франкфуртской школы, в соответствии с которой массы пассивно воспринимают инъекции господствующей идеологии.
Опираясь на позиции Фрэнка Пэркина, Стюарт Холл доказывал, что возможны три гипотетические позиции, с которых аудитория декодирует информационные послания: доминирующая гегемонистская; позиция переговоров, обсуждения получаемого информационного послания; оппозиция, априорное отвержение информационного послания.
Свобода субъекта может действовать в рамках этих трех гипотетических позиций.
Решающую роль, видимо, играет именно тот фактор, который Антонио Грамши в свое время и определял как культурную гегемонию. Важно определить, как на переломе веков произошли изменения условий формирования культурной гегемонии.
Следует признать, что правые силы более оперативно отреагировали на изменения этих условий. При этом учитывался и исторический опыт XX в., который убедительно доказал, что эффективность массового влияния зависит не только от совокупности информационных воздействий, идей и социально-психологических инъекций, но и от формирования
