Далее. Россия приступила к реформам, сделала выбор в отсутствие общественного субъекта преобразований. Ни одно общественное движение, ни одна политическая партия (я уже не говорю о группах населения) не дотягивали до политической, культурной гегемонии. Наоборот, в обстановке хаоса и деморализации, охватившей население в годы «шоковой терапии», происходит отток активных, т.е. демократических элементов из сферы политики, их место занимает новый «политический класс» – журналисты, юристы, люди, получившие «должность» после переворота, аферисты и тому подобные. Потребность, толкавшая разные силы на борьбу с коммунизмом, была общей, однако взгляды на будущее и далекое, и близкое – существенно разнились, а иногда и радикально противоречили друг другу. Антикоммунизм, объединивший на время все мало-мальски активные слои общества, по определению не способен был стать эффективным средством демократизации, вывести большинство простых людей из состояния пассивности и направить их в организованное и цивилизованное русло освободительного движения. Более того, антикоммунизм сеял иллюзии легкости движения к демократии, сбивал людей с пути, поскольку пристегивал их фантазии и ум к утилитарным ценностям западного образа жизни, обуржуазивал – в худшем смысле этого слова – сознание масс, побуждая активные слои общества стремиться не к лучшему политическому и социальному порядку, а к вульгарному личному обогащению, «прихватизации».
В итоге во главе преобразований, называвшихся то либеральными, то демократическими, встали общественные силы, интерес которых заключался главным образом в разрушении старой экономики и в приватизации государственной собственности. Демократизация поменяла свое содержание, она стала прикрытием своекорыстных устремлений определенного слоя людей, использовавших бюрократический аппарат государства в целях собственного обогащения. При этом способы «демократического» грабежа государственной собственности не имели значения: они могли быть «законными», а если надо, то и криминальными.
Ужасающими выглядят и последствия подобного рода «реформ». Десятки миллионов людей, насильственно вброшенные в рыночные отношения, без средств к существованию, без опыта, без поддержки государства, вынуждены были во имя выживания действовать на свой страх и риск. Сотни тысяч пошли в криминал, чтобы погибнуть в бесчисленных бандитских разборках и в столкновениях с милицией. В стране полупатриархальной морали за три-четыре года сформировался огромный рынок проституции. Казино, ночные клубы, «массажные» салоны росли, как грибы после дождя. Промышленное производство топталось на месте, более того, стагнировало. Рабочих и служащих увольняли. Квалифицированные кадры сотен НИИ очутились на улице. Миллионы людей превратились в «челноков», торгуя товарами из Турции, Польши, Китая. Бывшие «теневики», кооператоры, подпольные миллионеры с помощью подкупленных чиновников за бесценок приватизировали «бесхозное» государственное имущество: заводы, шахты, магазины и т.п. Жульническая ваучеризация (вклад государства в ограбление своих граждан), всевозможные финансовые пирамиды, создававшиеся при попустительстве власти с целью изъять у населения последние накопления, подставные фирмы, куда переводились полученные «грязные» деньги, разрушение социальной инфраструктуры, созданной при советской власти, духовный кризис и деморализация народа – вот что стояло у истоков современного российского капитализма. И если в развитом состоянии затушевываются черты генезиса, что происходит у нас на глазах с российским капитализмом, то многие «родимые пятна» его криминального происхождения еще долгое время будут напоминать о себе обществу.
