Что касается отношения к исламу, то исследование показало, что опыт приобщения к исламу и степень религиозности елюзанцев в советское время различались. Кому-то религиозные ценности и знания передавались из поколения в поколение. Kтo-то имел некоторое представление об исламе, но жил обычной жизнью советского колхозника. B отличие от многих татарских сел, в Средней Елюзани удалось сохранить одну из нескольких действовавших до революции мечетей – центральную. Несмотря на запреты, мечеть работала, и сельчане старались соблюдать религиозные обряды и праздники. Например, пост держали даже дети, проходившие обучение в советской школе.
Религиозный ренессанс конца 1980-х – начала 1990-х годов легитимировал ислам в публичном пространстве. При старой мечети организовали классы для желающих обучаться арабскому языку и Корану. Несмотря на то что в начале 1990-х годов сгорела старая мечеть, сельчане построили к 2006 г. семь мечетей на свои собственные пожертвования. С 2002 г. в селе начало действовать медресе, где училась не только местная, но и приезжая молодежь. В 2005 г. медресе было закрыто, попав под кампанию борьбы с терроризмом.
Молодежная исламская реформация: с конца 1990-х годов в селе появляется новая генерация мусульманских священников – местных елюзанцев, прошедших обучение в восточных исламских университетах Сирии, Египта, Саудовской Аравии. По данным школьной статистики, за пять лет, в период с 2005 по 2010 г., в духовные учебные заведения поступило 20 выпускников школы из общего числа выпускников – 483 человека (4,1 %). Как показало исследование, стимулами к получению исламского образования для молодых людей являются два фактора: включенность ислама в повседневность и ограничение социальной мобильности. Надо отметить, что практически все информанты говорили о нацеленности родителей и самой молодежи на получение высшего образования. Поскольку сельская школа уступает по качеству образования городской, наиболее вероятная возможность получить образова-ние – поступить в коммерческую группу вуза, где оплата обучения достаточно высока. Большинство сельчан старается заработать на образование детей, но для тех, у кого нет средств, реальная возможность получить высшее образование – поступить в зарубежный исламский университет, где оплачивается обучение и содержание. Как правило, это дети из небогатых семей. Выпускники школ часто используют налаженные образовательные каналы. Так, молодые люди чаще всего едут в Бугуруслан, что расположен в Оренбургской области, а затем, проучившись какое-то время, едут учиться за границу. Маршрут девушек, желающих получить духовное образование, иной – это Актюбинское и Казанское медресе в Татарстане. Кто-то из выпускников таких университетов возвращается в Елюзань, а кто-то едет работать в мусульманские приходы других сел и городов России.
В селе их называют «молодые», в отличие от «старых» – прежних мулл и имамов, которые получили образование в Бухаре и работали еще при советской власти. «Молодых», получивших образование в признанных центрах ислама, можно в какой-то степени назвать неофитами. Пафос их «истинной» мусульманской идентификации основан не только на мнении о том, что в советское время ислам был сильно искажен, а его служители были подконтрольны власти. Мои беседы с молодыми имамами позволили увидеть социальные основания приверженности «истинной вере». Опыт многолетнего наблюдения «другой» жизни в мусульманских странах заставляет их оценивать не в лучшую сторону постсоветскую повседневность, где присутствуют алкоголизм, наркомания, проституция, коррупция и социальная незащищенность.
