Россия и современный мир №4 / 2013 - страница 30

Итак, Россия не есть государство, не есть общество, наглухо запертое в национально-государственном «контейнере», не есть страна как голая пространственная форма, не есть единая культура, не есть локальная цивилизация, жизнь которой подчиняется только своим собственным историческим ритмам. Тогда существует ли в действительности Россия? Наш ответ утвердительный, поскольку Россия есть и государство, и общество, и страна, и культура, и, в конце концов, цивилизация (если понимать под последней своеобразие российского государства, общества и культуры), но только все это вместе взятое как органическое целое с его особой и глубоко противоречивой сущностью. Проникнуть в эту сущность, раскрыть и понять ее нельзя без помощи диалектики, что обязывает нас рассматривать Россию как исторически развивающийся субъект, причем в категориях всеобщего, особенного и единичного, тождества и различия и т.д.

Россия есть исторический процесс, но развертывающийся в спиралевидном потоке глобально-исторического процесса. Последний представляет собой то общее, что выделяет человечество из мира природы, формируя надорганическую реальность, называемую социальной. Социальная реальность как таковая тождественна сама себе, без чего она просто утрачивает качество надорганической реальности. Однако тождество предполагает и различия. Социальная реальность неоднородна, а потому в едином общем и однонаправленном течении всемирной истории обнаруживаются и попятные движения, и относительный покой. Таким образом, социальная реальность имеет не только общие, но и особенные черты. По разному протекающий синтез общего и особенного порождает то единичное, которое делает историческое бытие общества, в частности России, уникальным.

В сегодняшнем обществознании принято оперировать понятием Современности, или Модернити, для описания того типа общества, который возник в Западной Европе в результате тектонических культурных сдвигов под воздействием Возрождения, Реформации и, наконец, Просвещения, став моделью социального развития для всех незападных обществ. Такой тип общества называется современным и противопоставляется так называемому традиционному обществу, а переход от последнего к первому именуется модернизацией. Разделяющие этот подход исследователи хотя и остерегаются указывать на какую-то определяющую или главную причину модернизации, но, по-видимому, имплицитно склоняются к культурологическому объяснению. Во всяком случае, с идеологической точки зрения это будет выглядеть более благонадежно и политкорректно, чем пытаться выводить этот процесс из экономического фактора, противоречий общественного способа производства. Между тем «Современность / Модернити» представляет собой лишь один из «псевдонимов» в ряду таких, как «современная эпоха», «индустриальное общество», «Запад», которые, как заметил Т. Иглтон, «стыдливо скрывают» слово «капитализм» [13, c. 25]. Но вся эта «благопристойность» осыпается подобно штукатурке, как только очередной экономический кризис начинает сотрясать основы системы, лишая экспертов последней надежды на его сугубо «финансовый» характер. И кто же в этот трудный период думает о протестантской этике, правах человека, демократии и других атрибутах Современности, а не о банальных вещах – труде и капитале?

Итак, сущность современной эпохи – капиталистический способ производства. Его принципиальное отличие от предыдущих способов производства (рабовладения, феодализма, «азиатского способа производства») состоит в том, что его общественный характер определяется отношениями вещной, а не личной зависимости [19, c. 100–101]. Тот процесс, который обычно называют модернизацией, по существу означает переход от личной зависимости к вещной. Впервые в общественном масштабе это произошло в Западной Европе. В незападных странах, в частности в России, данный процесс начался позже и, на наш взгляд, не завершился до сих пор. Все трудности так называемой модернизации обусловлены в конечном счете этим обстоятельством.