Аргументом в пользу концептуального понимания международного права в качестве метода коллективного государственного правотворчества, ориентированного реально на внутригосударственное исполнение и применение, может, на наш взгляд, служить теоретически именно специфический феномен превращения принципиально субъективных международных договорно-правовых норм посредством их трансформации (рецепции) в объективное национальное право договаривающихся государств.
Фактически основной корпус международного права у каждого государства – это свое собственное конвенционно-государственное международное право, т. е. комплекс международных конвенций, договоров, действующих для данного государства. Общее же, применимое для всех государств объективное право (обычно-правовые, некодифицированные принципы и нормы международного права), увы, оказывается второстепенно, не обеспечивается единой общемировой властной силой, отличается толкованием с применением так называемых двойных стандартов и, главное, нередко подменяется прямой силой, хотя обычно и камуфлируемой псевдоправовым орнаментом. Нет поэтому и никаких оснований утверждать, что международное право соблюдается более скрупулезно, чем обычно национальное.
Доктрина соотношения и «субординации»
национального и международного права
Еще в 1646 году «отец» международного права Гуго Гроций писал: «Кроме права естественного, называемого часто также правом народов, почти не встречается право, которое было бы общее всем народам». Существование же права народов доказывается «фактом непрерывного соблюдения и свидетельством сведующих лиц»21, иначе говоря, обычаем. Таким образом, международное право трактовалось как «естественное» и «обычное». Национальные же правовые системы понимались как разные между собой в отличие от общего, международного права. Выражаясь современным, доктринально-терминологическим языком, Гуго Гроций, можно понимать, придерживался так называемой дуалистической концепции относительно соотношения международного и внутринационального права.
Дуалистической концепции строго придерживалась и советская теория международного права, исходя из того, что международное право и право внутригосударственное представляют собой две относительно самостоятельные правовые системы, не подчиненные одна другой. Классик этой доктрины Г.И. Тункин, например, прямо утверждал, что «концепция единства права является произвольным построением…»22.
История и эволюция дуалистической доктрины (Трипель, Штрупп, Анцилотти, Оппенгейм и др.) и противоположной монистической концепции (Кельзен, Фердросс, Ссель, Райт, Кунц и др.) хорошо известны в науке, и нет ни места, ни необходимости подробно излагать их здесь. Важно, что жизнь, как это обычно бывает, развивалась как бы по «среднему» пути.
К настоящему времени обычно стала не без основания квалифицируемая (Лаутерпахт) в качестве англо-американской концепция (У. Блекстоун), широко по существу воспринимаемая и многими другими государствами, в частности, и конституционно закрепляющими включение международного права в состав внутригосударственного права в качестве части правовой системы каждого отдельного государства23. В том числе по этому пути пошла с конца прошлого века и Россия.
Классическая монистическая теория базируется на презюмируемом наличии единого (общемирового) правопорядка. Международное право и внутригосударственные правопорядки видятся отдельными элементами такого общего правопорядка. Монистическая теория в «чистом» виде исходит из примата международного права. Соответственно логически вытекает следующее:
