О том, что сила и могущество Золотой Орды явно преувеличена историками, свидетельствует взлет небольшого окраинного Литовского княжества. Пользуясь параличом воли остатков обескровленного правящего класса западнорусских княжеств, оно в первой половине ХIV века без серьезного сопротивления присоединило к себе эти территории. По существу, в определенном смысле можно говорить о «призвании литовцев» западнорусскими землями, столь формальным было противодействие их отрядам. Причем то был период наивысшего могущества Золотой Орды. Казалось бы, Орда должна «размазать» нахальное княжество, уводившее от них данников. Однако ничего подобного не произошло: даже после овладения Литвой Киевом в 1321 году, даже после выхода к Черному морю (1362 г.), Орда уклоняется от решительной схватки с ней. И не случайно. Тех сил, что были во времена Батыя уже не существовало. Потому неплохо чувствовали себя генуэзцы в Крыму, несмотря на то, что находились от своей страны в тысяче километров. Им принадлежало там ряд крепостей, не подчинившихся властям Орды – Судак, Балаклава… Попытки ордынцев отнять их (например, Кафу-Феодосию в 1344 г.) оказывались безуспешными.
За все время своего существования Золотая Орда не совершила ни одного серьезного похода против других европейских стран, ограничившись несколькими грабительскими рейдами. Да и они вскоре прекратились. Единственным гарантированным источником ее внешних доходов осталось наследие Александра Невского – дань с Руси. Больше ей подчиняться никто не хотел, а заставить она не могла! Именно это обстоятельство и дало право евразийцам типа Л. Гумилева отрицать ордынское иго и доказывать существование взаимовыгодного симбиоза Руси, что было совершенно верным умозаключением, но с одним принципиальным уточнением. То был симбиоз не Руси в целом, а правящей элиты (после соответствующей чистки) и церковной верхушки с Ордой. (Особняком стоят фигуры князей Твери, Дмитрия Донского и священника Сергия Радонежского. Правда, последний к высшей церковной иерархии не принадлежал). Взаимовыгодный союз князей-коллаборационистов и степняков исчерпал себя лишь после естественной смерти самой Золотой Орды, распавшийся на ряд независимых и, главное, небольших, а значит, не особо сильных государств. Зато этот союз позволил небольшому московскому княжеству вознестись до главенствующего уровня гегемона на Северо-Востоке Руси, ведь московские князья убирали своих конкурентов руками ордынцев. (В Орде, по наущению московского Юрия Даниловича и Иваны Калиты, с 1304 по 1319 гг. погибли великий князь Михаил Тверской, его сыновья Дмитрий и Александр, внук Федор Александрович. Только после этих убийств вопрос о великокняжеском ярлыке был решен окончательно). Платить же пришлось свободой и жизнями своих одноплеменников и единоверцев. Но свобода – ценность относительная. Кто хоть немного знаком со средневековьем знает, что ценность человеческой жизни в те времена практически равнялась нулю, а свобода была категорией отвлеченной. Зато конкретные материальные и политические интересы котировались очень высоко. Впрочем, такое положение вещей характерно не только для средневековья…
Историк Н. Костомаров метко заметил: «Чтобы ужиться теперь с непобедимыми завоевателями, оставалось и сами усвоить их качества». И ни были усвоены северо-восточной Русью, что в последующем привело к появлению огромной империи, мало уступавшей монгольской. Вот только эти победоносные качества, усвоенные у степняков-кочевников, были победоносны пока не пришла индустриальная эпоха, и то, что было плюсом стало минусом.
