Запомнить было нетрудно, а вот выполнить… Нет, иногда Аля и Олег маму радовали. Но чаще неслись к себе, на ходу сбрасывая и раскидывая всё, что мешало почувствовать домашнее тепло и уют.
Вот и сегодня. Яня с трудом поднялась на свой этаж с двумя сумками: в одной – тетрадки, в другой – яблоки с помидорами (мимо рынка проходила, ну как не затариться?). Мечтала о чашке чая и диване, о новой серии любимой картины и часе покоя. А вышло…
Две пары крошечных сандаликов затерялись в россыпи туфель и босоножек. Натюрморт завершали пёстрые кроссовки, забравшиеся в огромный пластмассовый самосвал. И пушистый белый мишка-рюкзак, из которого выглядывали мишки-тапочки.
Губы хозяйки дрогнули и… расплылись в счастливой улыбке. Сумки небрежно опустились на свободный от обуви островок. Сериал с чаем были благополучно позабыты.
– Деточки мои… – прошептала Яня, ещё не до конца осознав глубину своей нечаянной радости. – Вернулись… слава богу!
– Бабушка! Бабушка пришла! – потонул её шёпот в ярком всплеске детских голосов. – А мы к тебе! Прямо из Египта! Представляешь?!
Она представляла и не представляла. Смеялась и плакала, с любовью посматривая на кучу обуви на вытертом половике – верный признак её большого семейного счастья.
– А бывших зятьёв не бывает! – раздражённо заявила дочери Маруся. – Как и бывших тёщ. Зря ты Владика выгнала. Не чета твоему новому кавалеру мужчина. Непьющий. Воспитанный. Аккуратный. Детей любит. Пост солидный занимает. Такими запросто так не кидаются.
Вот только оказались у дочки свои виды на счастье. Она стояла на своём и упорно строила новую семью, по крупинкам лелея новые семейные радости. А истерзанное переживаниями Марусино сердце разрывалось между родной кровиночкой, внуками и несчастным Владиком.
«Подумаешь, ворчливый, – рассуждала она, складывая привычную ссобойку непривычному новому зятю, – подумаешь, жадноватый – я бы сказала, экономный. В принципе, хорошее для мужика качество. А этого фрукта мы вообще не знаем. И что Инка в нём нашла? Как в омут полетела. Не то что с головой – со всем нажитым. И деток за собой потянула. Беда…
А Владик? Должно быть, к маме подался. А она что? Женщина, к быту неприспособленная. Всю жизнь у мужа за спиной пряталась. Стыдно сказать – дом аж две служанки вели. Горничная да повариха. Марта – настоящая барыня! Была. Теперь что – муж умер, прислугу держать средств нет. А тут ещё и сынок вернулся. С полупустым чемоданом (видела я, как собирался горемычный, что под руку попалось, захватил, шкаф открыть не удосужился). Как там они? Что едят? Как порядки наводят? Как ладят?»
Промаялась Маруся месяца два. Не выдержала:
– Всё, ухожу. Не могу смотреть, как ты этому дармоеду Владиковы любимые ватрушки печёшь!
– Он не дармоед – прорабом на стройке работает, – возмутилась уставшая от материных упрёков да косых взглядов дочь. – Меня любит – не то что некоторые, тобою любимые. К детям хорошо относится. И руки у Матвея из правильного места растут.
– Ну и пусть себе растут! – ухватилась за последний довод Маруся. – А меня увольте. Собираю вещи – нет сил на чужие радости любоваться.
– И куда ж ты денешься? На дачу до апреля не сунешься – печка едва греет. Уж до лета потерпи. А осенью Матюше общежитие дадут, съедем. И потом – отчего это мои радости для тебя чужими оказались?
– Допрыгалась! Вместо родного дома казённая двадцатиметровка! А я… да мало ли мест у старого человека в запасе? У подружек перекантуюсь.
![Bo][ing Day истребить «колхозника»](/uploads/covers/fe/bo-ing-day-istrebit-kolhoznika.jpg)
