Я сложил бы тебя из косых очертаний дождя,
Из щенячьего визга, из грязи и алого канта.
Ты опять обернёшься, меня за собой уводя
в тихий утренний сон,
Нерождённый, как сын некроманта.
Я сводил непростые знакомства с тюрьмой и сумой:
То пытался бежать, то пытал без особых прелюдий.
Ты приснился однажды, подкинутый смертью самой,
Невозможный. Непрошеный. Мой. Ни себе и ни людям.
Хорошо, что сижу, а не то б непременно упал.
Я осколками жизни запястья свои полосую
И твержу твоё имя, мой сын, именованный всуе.
– Нечестивец, безбожник! – лопочет смурная толпа.
Ты невольно прищуришься, взглядом тяжёлым сверля,
Отразишься спонтанными мыслями в битой посуде.
А меня, как положено, примет сырая земля,
И она, ничего не простив, никогда не осудит.
Я на множество мерзостей душу свою разменял,
В неизбежном посмертии участь моя – колдовская.
Но ни свет, ни погибель не могут решать за меня,
И я имя твоё, как дыхание, с губ отпускаю.
