Какой выход видит Тургенев? Поскольку рабами в России являются все – от царя до последнего подданного, нет таких сословий или даже групп людей, чьим интересам не отвечали бы реформы, избавляющие их от рабского положения. Другое дело, что для представителей привилегированных сословий привилегии нередко оказываются важнее свободы и они субъективно настроены против реформ. Но даже среди них немало здравомыслящих людей, которые руководствуются не узкокорыстными соображениями, а интересами страны. Таковы декабристы, на таких людей следует и в дальнейшем опираться при проведении реформ.
Начинать реформы необходимо с отмены крепостного права – это самый чудовищный и самый опасный для государства вид рабства. Тургенев снова и снова настойчиво повторяет свою излюбленную мысль: крепостничество не только морально разлагает общество, но и препятствует экономическому развитию страны. При этом крепостная зависимость – тот вид рабства, в котором наименее всего заинтересовано правительство. В историческом экскурсе «Введение рабства в России» автор еще раз подчеркивает, что самое ужасное право крепостников – продавать и покупать людей без земли оптом и в розницу – никогда законодательно не было оформлено. «Роковой закон» Бориса Годунова (1593), «навсегда прикрепивший крестьян к земле… не установил, однако, то жестокое крепостничество, какое существует в настоящее время. Крестьяне были прикреплены к земле, подобно приписанным к земле (glebae adscripti) в феодальной Европе; но помещик не мог по своей воле отнять их от земли, на которой они жили. Все, что отличает человека, приписанного к земле, от раба – нынешнего русского крестьянина, было установлено позднее». При этом цари, начиная с Петра I, обращали внимание на недопустимость продажи людей без земли, но практика всякий раз оказывалась сильнее.
Тургеневу это дает основание считать, что самодержавное правительство не заинтересовано в сохранении рабства. Ряд законоположений, от указа Александра I о вольных хлебопашцах и вплоть до указа Николая I об обязанных крестьянах от 2 апреля 1842 года, лишь подтверждал его уверенность. Поэтому бывший декабрист по-прежнему убежден, что в России только правительство должно проводить реформы. Этот процесс всегда представлялся ему как развертывание во времени хорошо обдуманного широкого плана преобразований. «Ни одна частная мера не должна вводиться, пока не будет обдуман вопрос о том, какое воздействие она окажет на тех, кто будет ее исполнять. Мало того, что реформа хороша сама по себе, она еще должна оказаться кстати, то есть проводить ее надо в нужное время и в нужном месте; иначе мы не только не извлечем из нее всю возможную пользу и уменьшим ее добрые последствия, но задержим и испортим то, что должно ее увенчать».
Все реформы делятся на гражданские и политические. Первые вполне совместимы с абсолютизмом; более того, при наличии твердой воли у монарха-преобразователя сама неограниченность его власти может ускорить процесс реформирования. Вторые, затрагивающие верховную власть, с абсолютизмом несовместимы. Но и в этом случае монарх, осознавший реальную ограниченность номинально неограниченной власти, захочет сделать ее более эффективной и прочной. А этого можно достичь лишь путем законодательного ограничения самодержавия и введения принципа разделения властей при наделении монарха всей полнотой
